Джо Данторн - Субмарина

— Я как раз рассказывал Оливеру, что в ситуациях вроде этой… — Папа замолкает и берет кофе. Интересно, сколько раз ему приходилось бывать в «ситуациях вроде этой». — …очень важно иметь возможность все обсудить.

О да. Мы отлично обсудили мощность микроволновок в ваттах.

Папа держит чашку, сложив пальцы, как пинцет. Обычно он пьет кофе с молоком, но этот новый папа предпочитает черный. Молоко — для младенцев, в самом что ни на есть прямом смысле.

Я любуюсь спокойным горизонтом. Вдалеке, между морем и небом, лежит полоска суши — Девон. Мама с папой прихлебывают из своих чашек. Я смотрю то на нее, то на него. Им нравится пить кофе. Смотрю на маму. Она разглядывает кофе в своей чашке. Перевожу взгляд на папу.

— Думаю, я не ошибусь, если скажу, что всем нам хочется разорвать этот саморазрушительный круг, — говорит папа.

С чего это он?

— У тебя психическое заболевание? — интересуюсь я.

— Оливер! — вмешивается мама. Она не любит, когда ей говорят правду.

— У всех нас был трудный период, продолжает папа, — но сейчас важно обсудить это, как одной семье.

Папа возомнил, что живет в Калифорнии.

— Ха, — ухмыляюсь я и поворачиваюсь к морю.

— Оливер, твой папа хочет с тобой поговорить, — замечает мама. И кладет руку мне на колено. Это совсем не сексуально. Смотрю на нее. Она что-то делает глазами. Я начинаю понимать, что дело скорее в отце, чем в нашей семье. И вспоминаю, что в одной из книг по воспитанию детей была такая глава: «Семейный разговор: может ли конфронтация пойти на пользу?»

— Пап?

— Да.

— На твоем месте я бы очень рассердился.

— Всякое бывает. Главное, что мы честны друг с другом. — Он совершенно неспособен самостоятельно строить фразы. Подозреваю, что я был прав и у него в кармане действительно лежит список фраз, приемлемых в той или иной ситуации.

— Ладно, — говорю я, — как ты себя чувствуешь?

Он начинает медленно кивать головой, точно ему не приходило в голову спросить себя об этом.

— Мне обидно, — отвечает он, — но мы с мамой делаем все, что в наших силах, чтобы преодолеть трудности. — И снова кивки.

— На твоем месте я был бы в ярости, рвал и метал.

— Это деструктивный подход.

— Ну да.

— Мне кажется, нам с твоей мамой надо наконец понять… — начинает он.

Мама вдруг встает. Папа замолкает. Мы оба думаем, что сейчас она скажет что-то важное, но она встает у окна и складывает руки на груди. Папа продолжает:

— Нам надо понять, что у тебя сейчас трудный период. — Он разговаривает с большим абажуром из креповой бумаги, что висит посреди комнаты. Его никто не слушает. На его джинсах бугор в области промежности. — Стресс от экзаменов, разрыв с Джорданой в твоем возрасте это всегда тяжело. Мы с мамой понимаем, почему ты так остро все воспринял.

Мама вдруг оборачивается, выставив руки перед собой. У нее серьезный вид.

— Ллойд, — выпаливает она, — возьми себя в руки.

Ее глаза широко раскрыты. Она вот-вот заплачет. Папа то скалит зубы, то выпячивает губы. Он качает головой.

— Опять все то же самое, — говорит она.

— Все то же самое, — повторяет он.

Они общаются посредством секретного кода, который появляется у людей, более десяти лет спящих в одной постели. Они раздраженно смотрят друг на друга, но ненависть во взгляде слабеет, когда они замечают, что я наблюдаю за ними. Это всегда больше всего разочаровывает меня в родительских ссорах: как только я подхожу достаточно близко, чтобы видеть белки их глаз, страсти тут же ослабевают. Папа поправляет очки на носу. Мама принимается часто моргать. А им всего-то и нужно как следует выпустить пар.

Решаю сыграть свою роль.

— Не могу так больше! — кричу я. — Вы мне всю жизнь испортили! — Я выбегаю из комнаты и хлопаю дверью. Резная заглушка для двери мне не помеха. Я делаю глубокий вдох и добавляю, на удачу: — Ненавижу вас обоих! — И громко топаю на нижней ступеньке, чтобы они подумали, будто я убегаю наверх в комнату. После чего на цыпочках крадусь по линолеуму и встаю, прислонившись ухом к прохладной двери.

Они разговаривают, не повышая голос.

— О боже, — это папа.

— Ллойд, ты должен так злиться, а не он.

— Я очень зол, — возражает он, но голос у него совсем не злой. Пауза. — Я очень зол, — повторяет он.

Я почти ему верю.

— Ты знаешь, что я наделала.

— Знаю. И готов жить с этим грузом, — сообщает он. Мой папа — грузовой корабль.

— Я хотела это сделать, — продолжает она. Хотела. И до сих пор сердита на тебя.