Джо Данторн - Субмарина

Его почерк невозможно подделать, поэтому распечатываю ее на компьютере романтическим шрифтом «гарамонд», запечатываю конверт и оставляю на туалетном столике.

Джилл, теперь, когда я допроверял сочинения и сходил магазин, я полностью в твоем распоряжении. Я притушил свет в спальне наполовину. Кому нужен жесткий стейк, когда дома маринуется свиная вырезка?

Ллойд ххх

Я стою на лестнице между ее спальней на первом и моей комнатой на чердаке и жду, когда она пойдет одеваться. Она заходит в спальню. Слышу звук рвущейся бумаги. Наверное, открывает письмо. Пауза.

— Оливер? — зовет она.

Неужели собирается попросить меня уйти из дома на несколько часов, пока они с папой предаются любовным утехам?

— Оливер! — повторяет она, на этот раз резче. — «Ол» звучит как начало кашля.

Спускаюсь вниз и встаю в дверях.

— Оливер, — говорит она, стоя в халате, как привидение, — что это? — Она поднимает записку, зажав ее кончиками вытянутых пальцев; ее ладонь принимает форму револьвера.

— Не знаю. А что это?

— Думаю, ты знаешь.

Ее волосы примялись.

Прокручиваю в голове варианты ответов:

О, записка от папы? Да, я принимал в этом участие, но лишь в качестве редактора.

Да, это я написал. Но я только пытался спасти ваш брак.

Папа был очень занят, но он хочет заняться с тобой сексом — думай обо мне как о его очаровательном секретаре.

— Ладно, признаюсь. Это я написал. Но я говорил с папой и в точности передал его желания.

Она хмурится: морщины на ее лбу похожи на почерк умирающего. Ее рука, как пистолет, падает, ладонь разжимается.

— Ты говорил с папой? О чем?

— Говорил. Он понимает, что в последнее время вел себя неидеально. И хочет возместить это тебе.

— Оливер, о чем вы говорили?

— Послушай, Джилл… — я делаю шаг вперед, — …он по-прежнему считает тебя сексуальной.

Она уставилась на меня. Ее челюсть выдвигается вперед и дрожит.

— Оливер, ты все выдумываешь? Не ври мне!

Я не отвечаю слишком быстро, чтобы она не подумала, что я запаниковал, но и не выдерживаю слишком долгую паузу, будто раздумываю над ответом. Получается идеально.

— Клянусь, мам, не вру. — И делаю честные глаза.

Мама хочет сказать что-то важное — например, с какой стати папа стал разговаривать со мной, а не с ней, — но осекается. Она чуть раскрывает рот, и я вижу, как у нее дергается кончик языка. Мама открывает шкаф.

На внутренней стороне дверцы зеркало в полный рост. В нем отражается половина меня; я рассечен зеркалом ровно посередине. Оказывается, мои честные глаза делают меня похожим на психа. Воротник моей рубашки с крокодильчиком завернулся.

Мама загораживает мне вид, доставая из шкафа одежду.

— Оливер, я поехала кататься на сёрфе, — говорит она и поворачивается ко мне.

— Ясно. Смотри не утони, — отвечаю я.

Она смотрит на меня.

— Мне надо переодеться, — говорит она.

— А, — говорю я. Она хочет, чтобы я вышел из комнаты. А обычно переодевается с открытой дверью. Я много раз видел ее невыразительное белое белье. И до сих пор это не было проблемой.

Выхожу из комнаты, пятясь, как дворецкий, и закрываю за собой дверь. Спустившись вниз, сажусь в гостиной. Слышу, как она ходит наверху. Жду, что она что-нибудь сделает. Папа подъезжает к дому, вернувшись с покупками.

— Это он, — кричу я, — можешь поговорить с ним.

Она ждет в коридоре, наблюдая за ним через витражное стекло внутренней парадной двери.

Когда папа доходит до середины тропинки, неся в каждой руке по три пакета, она вылетает на улицу и бежит по ступенькам. Его губы двигаются, но она не слушает его и, наклонившись от ветра, бежит к машине, выдергивает ключи из багажника, закрывает его, садится и уезжает. Папа, ссутулившись, стоит как вкопанный посреди дороги с полными сумками в руках. У него одинокий вид.

Я поднимаюсь наверх, открываю шкафчик в ванной и пересчитываю тампоны. Вот уж не думал, что когда-нибудь выясню, что у моей матери размер «суперплюс». Это означает, что во время менструации у нее выделяется от двенадцати до пятнадцати граммов менструальной крови, что равно двенадцати — пятнадцати изюминам.

Мама использует тампоны фирмы «Натракер». В инструкции картинка, на которой изображена стройная женщина с безразличным лицом в очень коротком платье. Она закинула одну ногу на стул. На второй иллюстрации — это крупный план — женщина уже обнажена, а кожа ее прозрачна. Она вставляет тампон; в ее матке нет ничего, напоминающего плод.