– Теть Люб, расскажите, как вы спасли утопающего. (История о безответной любви.)
– Лучше о том, как подделали путевку в лагерь! (История о самозванстве.)
Мне будто четырнадцать лет
(Рассказ Любы)
Я в путевке сама исправила «11 лет» на «14 лет», крючок добавила к единице – и все. Хотела попасть в первую группу! Мне мой высокий рост много горя доставлял. Играю с девчонками в классики, например, идет прохожий, если меня не знает, обязательно скажет: «Такая кобыла и тоже с малышней в классики прыгает!» Я думала тогда, что обгоняю сверстников из-за рыбьего жира. Я единственная из детей его любила. От меня прятали: нельзя много. А я воровала, на хлеб капала и солила. Вкусно! К тому же я много читала и думала, что в первой группе справлюсь, никто не разоблачит, даже наоборот – мой уровень оценят, начитанность! Я уже Мопассана прочла два тома, Бальзака шесть томов, Флобера. «Госпожу Бовари» со скрипом, но одолела. Я и тогда была волевая. А они, оказывается, четырнадцатилетние, стукалки устраивали, никакого вам Флобера! И у меня, как у плохого разведчика, все время был страх, что меня раскроют, опозорят. Явка, господа, провалена! Стукалка – это картошку привязывают… О, такая интересная вещь, почему она пропала и не дошла до вашего поколения, непонятно! Вбивается в стену гвоздь, к нему привязывается бечева с картошкой. А другой конец бечевы у тебя в руках. Ну, ты сам отходишь далеко, стучишь, а как выйдет кто – убегаешь еще дальше! А может, стукалка потому исчезла, что само слово «стучать» стало окрашенным нехорошо. Книжки-то они не читали, а сразу перешли к взрослому состоянию, следуя развитию организма. Обсуждали ночью вопросы о менструациях, которые я путала с регистрацией. И раздался жуткий стук. Девки обрадовались – внимание мужское.
Выскочили и долго гонялись с воплями, всех разбудили, все палаты… А я лежала и боялась: вдруг родители приедут? Хотя была уверена, что не приедут, – очень заняты проблемами ругани друг с другом. Если бы какой-нибудь писатель жил рядом с ними, он бы – хоть сам Мопассан – ни за что не стал писать о маме с папой! О чем писать: как ругаются монтер со слесарем? Я мечтала, чтоб папа был другой – военный, капитан, а мама чтоб интеллигентная и на пианино чтоб играла… Но если приедут родители в лагерь, то будет полное разоблачение. Штирлиц, а вас я прошу остаться!
Мы в «бутылочку» играли не на поцелуи, а на откровенный ответ. Меня спросили: «Кто тебе нравится?», – и я ответила искренне: «Саша Березкин». Было такое мероприятие – прощальный костер, когда всю ночь не спали, как сейчас мы… Костер делали очень большим, об экологии тогда еще не имели понятия. Я мечтала… В общем, было соревнование, кто больше детей уместит на фанерке в один квадратный метр! Какой отряд победит? Мы там целый куст из детей вырастили – на одном квадратном метре. В три этажа: кто висел, кто на плечах у другого, некоторые на одной ноге стояли. Победили мы! Так Березкин меня буквально обнял в это время и сжимал изо всех сил, чтоб я не упала! Скульптуру бы можно такую изваять – «Дети, побеждающие в пионерлагере». Как Лаокоон. Чей он, Лаокоон, забыла… Мне показалось, что Саша не о победе думал, а обо мне. Он шепнул: «Сегодня на костре я тебе что-то скажу!» За победу нам дали право зажечь вечером прощальный костер. А я сначала стояла и мечтала, как Саша меня похищает из плена… когда он обнимал меня на фанерке. Он обещал мне сказать что-то важное. Но я никогда не узнала это важное! Потом, на истфаке, поняла, что остальным самозванцам было еще хуже, им в истории никогда не везло. Одного сожгли и пепел из пушки выпалили, других – на кол, кого-то обезглавили. Я думала: повезло! Пример счастливого самозванца – это я в лагере. Хотя сам страх быть раскрытой мучил и так измучил, что я была рада концу смены! Юта мука позади. Но я ошиблась. После обеда Саша собрал нас – элиту, – шесть человек. Мы так хорошо провели эту смену, надо это отметить, купить вина – сухого. А в этот день воспиталка, которая всегда ругалась так: «Дура, куда мяч унесла, не дай Бог такую жену моему Тимочке!», – вдруг про меня говорит: «Молодец, выиграла шахматный турнир – вот бы такую жену моему Тимочке». А пойдет за вином самая умная – Любаша! Так предложил Саша. Якобы мальчишкам не дают. И мы скинулись по рублю – нам родичи дали на конверты, чтоб мы письма писали.
За водокачкой мы эту бутылку «Рислинга» открыли – пробку расковыряли. И выпили по полстакана. Пять человек. Никакого приятного опьянения я не почувствовала. Им-то по четырнадцать, я не знаю, что они чувствовали, внешне они хорохорились. Я же через десять минут почувствовала, что отравилась: началась судорога, а потом рвота. Организм очищался, извергая остатки яда, а тот, который всосался, уже тычется, тычется в разные стороны, а выхода ему нет. Меня унесли в палату чуть ли не без сознания, во всяком случае, я сразу заснула. Юти часы закрыли все приятное времяпрепровождение в лагере! Кстати, пионерский галстук я тоже заблевала. Выглядела как бомж привокзальный, наверное… Все ушли на костер, а я спала в палате, иногда просыпалась, думала – лучше б мне было все время без подделки одиннадцать лет, и без всяких притязаний… Конечно, Березкина уже бы не было, он ведь был бы в другом, старшем, отряде, среди полубогов! Но зато бы я мучилась по-человечески: ревностью, желанием вырасти, стать умнее, сильнее… А так я чувствовала себя старушкой во французской богадельне, которая заканчивает свои дни в тусклости. Бальзака и Золя начиталась я. Ведь надо было копить ощущения на зиму, чтобы потом ими любоваться, как драгоценностями, доставая их из ящика памяти, и я копила-копила, шлифовала, а потом смешала все со рвотою. И примерно воспоминания получались такие потом: иду с Березкиным на речку ночью – ловить пескарей, – а через две недели у меня судороги и пьяная икота, и он же потом меня и несет… Прижимается ко мне во время борьбы за первое место на одном квадратном метре и тут же прижимает меня, когда несет, чтоб не выпала, а я обгажена собственной слизью. Тут вся зарождающаяся чувственность, как подкошенная, валится. Дома никогда не узнали об этой истории. Тут уж я постаралась, чтобы Штирлиц в очередной раз ускользнул от Броневого.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу