Исроэл Рабон - Улица

— Понимаешь! Он как-то пришел ко мне… Ха-ха-ха, ну и козел… — она засмеялась громким, грудным смехом.

— Ну да, он не так глуп, как ты думаешь! — ответила блондинка, затягиваясь папиросой.

Атлеты поминутно восклицали:

— Двойка… семерка… черт подери!

Головы атлетов были освещены керосиновой лампой, их тени дрожали на стене. Двое из них стояли на коленях, а третий прилег на пол.

В тесном фургоне было жарко от крепких мужских тел, распространявших запах здоровой, мускулистой плоти. Женщины лежали в углу, прижавшись друг к другу животами и грудями, и громко смеялись. Все колыхалось, когда фургон трясло по неровной брусчатке. У игроков звенели монеты, и из широкой груди атлетов, всякий раз, когда фургон встряхивало, вырывалось:

— Черт подери!

— Дальше потащимся, — сказал мне Язон. — Честно говоря, опротивел мне ваш город. Не говоря о том, что и сам-то город не бог весть какой красивый — фабрики да фабрики, я не люблю задерживаться на одном месте.

— А как Долли? — спросил я.

— Кто ж его знает! Вроде лежит помирает, а вплоть до вчерашнего дня веселил публику. Ни одного представления до сих пор не пропустил.

Язон встал, развязал узел и достал бутылку коньяка.

— Не откажетесь?

Я ничего не ответил. Он налил мне стаканчик, который достал из того же узла, и протянул мне.

Мы выпили.

Фургон со стуком трясся по брусчатке.

Атлеты, игравшие в карты, были охвачены азартом. Их большие тела беспокойно двигались и дрожали. Женщины лежали рядышком и хохотали, рассказывая друг другу веселые истории. Старшая, та, что с папиросой, выпускала клубы дыма и, прерывая смех, приглушенно восклицала:

— Вот дурень!

В синем пламени примуса были отчетливо видны разгоряченные раскрасневшиеся лица трех атлетов, игравших в карты. Деньги на столике звенели, не переставая. Долли проснулся, его бледное лицо с большими синими глазами было покрыто потом.

— Спрашивается, куда бы мне поехать? Мне без разницы! Что там, что тут. Какая разница, где быть? Я забываю города, в которых бывал, как прошлогодний снег.

При этих словах Язон засмеялся, схватил меня за рукав и придвинулся ближе:

— Вы помните историю, которую я вам рассказывал… Про дочь текстильного фабриканта… Так вот, увидев афишу, что мы даем последнее представление в Лодзи, она позавчера явилась ко мне в отель, положила на стол хрустящую стодолларовую купюру и бросилась мне на шею, называя дорогим, любимым и другими ласковыми и нежными словами. Я забрал сотню и послал ее клоуну Долли. А сам улегся в постель с этой дамой… я не переставал хохотать как сумасшедший, хохотал ей прямо в лицо… Странная женщина… И сам я в таком странном положении… Атлет-проститутка… Неслыханное дело… Ха-ха-ха! — И Язон расхохотался, сотрясаясь всем своим мускулистым телом, так что задрожал пол и зазвенели, танцуя и подпрыгивая, деньги карточных игроков.

— Долли, клоун Долли, хитрюга, умная голова, а и он свихнулся. Он не знает, кто посылает ему столько денег, ха-ха-ха! — говорил Язон, не переставая смеяться. — Он думает об этом уже несколько недель и ничего не понимает… Он думает, это какой-то дух посылает ему деньги, и боится, как бы эти доллары не довели его до беды. Он, Долли, как-то зазвал меня в темный угол и, дрожа, заикаясь, рассказал мне историю про двести долларов, а потом спросил, что я на это скажу и кто может посылать ему деньги… Под конец он сказал, что боится воспользоваться этими деньгами. Тайна, которая в них сокрыта, заявил он, мешает ему тратить их. Я ему сказал, чтобы он перестал валять дурака, подтвердил, что доллары настоящие, а не фальшивые, и что он может делать с ними все, что ему заблагорассудится. Он едва согласился и одну сотню послал матери в Прагу, а другую потратил на лекарство для своих больных легких… Но, несмотря на это, он ходит как помешанный и все думает про таинственную историю с двумя сотнями долларов. Ха-ха-ха! Долли свихнулся! — воскликнул Язон и громко расхохотался на весь трясущийся фургон.

— Ничего странного в том, что человек, который получил вдруг двести долларов, удивляется, от кого это и откуда… К тому же он в чужом городе, где у него нет знакомых… — сказал я.

— Каждый раз, когда я вижу, как Долли меняет доллары на польские деньги, — продолжал Язон, все еще трясясь от смеха, — и какими удивленными, беспомощными глазами он глядит при этом на купюры, я начинаю смеяться. Долли смотрит на меня и пугается как дурак: «Бабочка с мышцами атлета, что ты смеешься?», а когда я продолжаю смеяться, он говорит: «Подкова на человеческих ногах». Ха-ха-ха! Вы еще не слышали Доллиных словечек?..