Исроэл Рабон - Улица

— Нет. Я уже поел! — ответил Язон, как будто разбуженный ото сна. — А вы поедите, не правда ли? — повернул он ко мне голову.

— Нет!.. Нет!.. Я тоже уже поел, — ответил я.

Гостиничный слуга вышел. Через несколько минут мы легли спать.

Назавтра в пять вечера я пришел в кинотеатр «Венус». Директора не было. Я спросил у барышни, сидевшей в кассе, когда он должен прийти. Она ответила, что он скоро появится. Я стал слоняться по улице и ждать директора.

Хотя была середина недели, толпа рабочих наполнила маленький зал кинотеатра. Ткачи бастовали, у них было свободное время и еще оставались деньги, не пропитые за последние недели, поэтому они шли в кино. Мужья приходили с женами. Некоторые были одеты празднично, в суконные пиджаки и пестрые платья, другие — буднично, в залатанные одежки, покрытые пятнами машинного масла от ткацких станков.

По дороге в кинотеатр, при входе в него и в фойе все говорили о последних переговорах с фабрикантами. Рабочий, пришедший из города, из профсоюза, рассказывал, что в Лодзь приехал министр труда уговаривать рабочих, чтобы они соглашались на прибавку в пять процентов, которую им предлагают промышленники, и выходили на работу. Вокруг пришедшего из города рабочего, который пересказывал новости раздраженным, разгоряченным голосом, собралась группа рабочих, ругавших и высмеивающих фабрикантов:

— Дальше будем бастовать! Не уступим наших требований!

Тут подошел еще один рабочий с новостями из профсоюза: текстильщики в Жирардове и Белостоке провели митинги и решили бастовать, чтобы поддержать лодзинских забастовщиков. Через несколько минут появился третий рабочий и задыхающимся от радости голосом закричал:

— Товарищи! Всеобщая забастовка!

Люди облепили его, как мухи. Он оказался окружен рабочими, которые дергали его за куртку, чтобы он рассказывал как можно подробней. Принесший новость рабочий перевел дыхание — грудь его так и ходила ходуном — и, размахивая длинными, мускулистыми, потемневшими от машинного масла и фабричных дымов руками, начал рассказывать рублеными словами:

— Министр был… Приехал на автомобиле из Варшавы… В «Гранд-отель»… Вызвал делегатов от социалистического профсоюза текстильщиков и из национальных рабочих союзов… Коммунисты кричали, что не надо ходить ни к какому министру, а только бастовать до тех пор, пока не дадут всю прибавку… Социалисты призывали идти… Разодрались… Старик, семидесятилетний коммунист Рыхлинский, встал, стукнул по столу и говорит: «Тише, дети, надо послушать, что скажет их министр. Мы послушаем, а поступим, как захотим!» Социалисты закричали: «Браво!» — и хотели качать старого коммуниста. Коммунисты поутихли и перестали шуметь.

Выбрали делегацию и послали ее к министру. «Дедушку» Рыхлинского в нее тоже включили. За него голосовали все — и социалисты, и коммунисты. Дедушка, услыхав, что его включили в делегацию, рассмеялся: «Не посылайте меня ни к какому министру… боюсь, я его обижу… пошлю к такой-то матери…»

Пошли к министру без Рыхлинского. Совещание ничего не дало. Министр настаивал, что фабриканты большего дать не могут. Рабочие своими стачками ничего не добьются. Они только теряют время и не работают. Делегация вернулась ни с чем.

После встречи с министром была созвана конференция всех профсоюзов. Было решено: всеобщая забастовка. Завтра трамваи не выйдут в город. Электричество и газ не будут гореть. Все рабочие будут бастовать.

— Ура! Да здравствует всеобщая забастовка! — послышались крики со всех сторон.

— Да здравствует! Да здравствует!

Я стоял и прислушивался к пламенным, зажигательным речам ткачей. Тут я заметил, что подходит директор кинотеатра «Венус». Увидев толпу, собравшуюся в фойе, директор удовлетворенно улыбнулся. Я подошел к нему. Он меня узнал.

— Да, вы сейчас пойдете на сцену, подождите минутку, я только зайду в кассу.

Он вскоре вернулся. Я вместе с ним прошел за кулисы.

— Вот, смотрите: вы будете стоять около экрана так, как сейчас… Вас не должно быть видно. Говорите громко, так, чтобы вас было слышно аж на улице! На первом сеансе вы говорить не будете. Вы должны только посмотреть картину и понять, что там происходит…

Директор, оставив меня, исчез.

Киномеханик в кабине дал знак, что первый сеанс начинается. Кинозал был полон рабочих, мужчин и женщин. Все говорили о всеобщей забастовке.

Показывали как раз «Две сиротки» [30] Скорее всего, имеется в виду фильм американского режиссера Д. В. Гриффита «Сиротки в бурю» (1921), ремейк более раннего фильма «Две сиротки» (1915). Фильм посвящен Великой французской революции. Кто такой Моретти, которому Рабон приписывает авторство фильма, не ясно. Моретти, картину о Великой французской революции.