Кроме них, никто у ларька в общение не вступал. Сдав кружки, венгры оседлывали велосипеды. Штанины справа, где цепь, прихвачены прищепками — не деревянными, как в Союзе, а из пластмассы разных цветов. Что веселей.
Александр допил и утерся, треща щетиной.
— Еще по единой?
— Геннадий Иваныч! На ногах не стою.
— Ну, давай. А я еще того — подумаю о судьбах Рима. Если кто из наших уже проснулся, адресуй к ларьку. А то здесь собеседников — сам видишь. Раз-два и обчелся.
Чувствуя себя говном, не только полным, но даже окончательным, Александр вошел в пределы международного туристического комплекса «Strand», что означало «Прибрежная полоса».
Сюда, на финальном этапе путешествия, со всей Венгрии съехались группы, расставшиеся в Дебрецене.
Он прошел мимо сверкающих «Икарусов» и поднялся в отель.
Все еще спали. На третьем этаже он с лестницы вошел в коридор и налево. Перспектива завершалась стеной стеклянных кирпичей, толстых и полых. Снаружи взошло солнце, и стена эта сияла ему навстречу. В ореоле возникла женщина — большая, вымытая и нагая. Она закрыла за собой дверь душевой и двинулась, ступая по линолеуму на цыпочках. Это была Аглая — в одной руке набитый пластиковый мешок, другая придерживает на голове тюрбан полотенца.
— А я вот постирушечку. Пока мой лавер [145] Любовник (англ.).
спит. Чего молчишь — или красивая?
— О да.
— А самому ни холодно, ни жарко. Знаем-знаем. Местные кадры, они такие. Ты, я вижу, даже бриться бросил?
— Бросил.
— Ведь у тебя, я слышала, электро? Отдай мне ее, а? В Москве я тебе новую куплю.
— Зачем тебе?
— Чтобы янычары не царапали в местах, — смешок сконфуженный, но гордый, — им почему-то интересных… Серьезно, в сувенир ему хочу. Все, что электро, у них здесь жутко дорогое.
— Твоя.
Он был притиснут к полной наготе и расцелован;
— Рыцарь! Может, постирать тебе чего?
Александр зашел к себе, взял бритву, вернулся в коридор. Из двери соседнего номера торчала в ожидании рука. В неожиданном порыве он обласкал ее — полную и белую. С голубыми прожилками на сгибе локтя. Рука в ответ сделала ему кистью жест укоризны: мол, чего ж ты раньше?..
Он положил ей бритву в ладонь.
Номер им достался с видом на Дунай. В своей кровати разбуженный им Комиссаров закуривал натощак.
— Значит, уходишь в бороду?
— Куда ж еще…
— Куда — тебе знать лучше. Кто вы, доктор Андерс?
— А вы, Лаврентий Палыч?
Комиссаров обиделся.
— Я, знаешь ли, не Хаустов.
— А я не доктор Зорге.
— А кто?
— Другой, — ответил Александр. — Еще неведомый избранник.
Снял пиджак и лег.
— Ну, ладно… Как выступление прошло? По данным политической разведки, сенсационно.
— Определенное признание имело место.
— В том смысле, что читатели не отпустили до утра? ( Молчание со стороны Александра ). Ну, что ж. Мы не аскеты — как было сказано любовником Арманд, одним из них… На завтрак-то пойдешь?
— Воздержусь.
— В номер принести?
— Не стоит. Но мерси…
— ( Молчание ) После завтрака автобусами предстоит на гору Геллерт — к мемориалу Освобождения. Осквернен в 56-м, но после восстановлен. Всем поездом восходим.
— Уже взошел.
— После чего торжественное возложение и клятва в Дружбе. ( Молчание со стороны Александра ) Ну, ладно. Судя по виду, церемонию ты вряд ли выдержишь. Оставайся. Только один вопрос… Интимный.
Александр отвернулся к стенке.
— Да нет, тут о другом, — смутился голос Комиссарова. — Такая, значит, история. Супруга заказала из дамского белья ей. Чего-нибудь. «По вдохновению», — говорит. Вопрос вдохновения в свете обстоятельств — сам понимаешь. Не стои́т. Но лавку мимоходом присмотрел. На улице Парижа. Видимо, нэпманы содержат. Витрина еще та. Парализует. Канкан и прочие французские дела, ты ж понимаешь…
— Ну?
— В смысле морально поддержать. Ну, и потом, поскольку я не спец… Размеры там, артикулы. Прозрачности…
— Я, что ли, спец?
— Ну, все же. Согласно агентурным данным, ты ведь здесь в высшем свете обретаешься…
Александр ударил в стену лбом.
— Это к чему?
— А так! Вы все еще хотите иметь, — произнес он, цитируя Иби, — а мы здесь хотим уже быть.
— ( Молчание за сп иной) Так понимаю — Янош Кадар с тобой делился? Этак после ужина, да? Между «гаваной» и армянским коньяком?
Александр засмеялся.
— Не он, а внучка…
— Принцесса на горошине, небось? Могу себе представить. Ну, Андерс, Андерс… А говоришь, не спец. Компанию составишь, значит? На улицу Прозрачностей.
Читать дальше