Сергей Юрьенен - Беглый раб. Сделай мне больно. Сын Империи

Александр не поверил:

— Вам что, и автоматы выдавали?

— Ребятам из дивизии Дзержинского. Нам, к сожалению, нет. — Он потрогал под очками свой фонарь. — Иначе пленных бы не брали…

— Что в нем подрывного, в роке?

— Не понимаешь?

— Нет.

— Инстинкты низменные развязывает. Ниже пояса которые… Как, дядя Коля, баки?

— Залил.

— А нос?

— Кровит, гад, — гнусаво отозвался шофер. И вне какой-либо логичной связи в сердцах добавил:

— Скорей бы, блядь, война!..

Так и погнал через залитую апрельским солнцем Москву — меняя руки попеременно: одной крутил, другою зажимал.

Поезд стоял на левом крайнем пути — уходя из-под свода вокзала далеко на солнце.

Спецпоезд Дружбы — не обычный экспресс в Будапешт, не «Тиса» и не «Пушкин». Литерный! Цельнометаллический. Сияющий и в сводчатой сумрачности. Вводящий в робость людское суетливое подножие. Составленный из вагонов международного класса — с рельефными, свежеотмытыми и непривычно нарядными гербами СССР, с французскими надписями на боках: «Wagon-lit ».

Заграница сбывалась на глазах, и это было не вполне реально. Это было — кружится голова, и спазмы в горле, и все плывет. Что вот сейчас он Андерс — поднимется в одну из этих капсул и…

Ковровая дорожка коридора. Зеркальность лакированных панелей отражает вдаль уходящий блеск латуни. Откатываем дверь и входим в двухместный номер с умывальником и баром.

Александр поставил сумку на бордовый бархат, снял и повесил на лакированные плечики свой плащ.

Он опустил окно.

Под бортом шевелилась масса, с той стороны перрона ограниченная дощатым забором. Обычным таким — некрашеным и светло-серым на солнце. К вокзальной железной стене забор, по замыслу, примыкал вплотную, но доски в том месте были выбиты. Озираясь, в лаз ныряли парни — для закулисного распития «на посошок». В виду заграницы отъезжающие были одеты празднично и налегке. Провожающие в силу шестимесячной инерции и недоверия к весне еще донашивали зимние пальто; впрочем, уже в расстегнутом виде. Припекало так, что кое-кто мастерил из газет солнцезащитные пилотки. Среди взрослых трезвых не было. Какие-то девчонки в этой сутолоке упрямо пытались раскрутить хоровод.

— И все они в Венгрию?

Комиссаров закурил и выдул дым за окно.

— А что?

— Речь в свое время шла про творческую молодежь…

— Чем она не творческая? Те трое лбов, вон видишь, из дырки вылезают? — он показал, — « Веселые ребята ». Музыкальный ансамбль. Представляют художественную самодеятельность тяжелой индустрии столицы. А легкую ее промышленность — наш танцевальный коллектив. « Звездочки »…

Внизу их было немало, «звездочек» — от пионерок до бывалых девиц, оформившихся за границу, как на танцы в окраинном парке культуры и отдыха. У забора одна особняком — слегка расставленные ноги в алых сапожках на высоких каблуках, светлый длиннополый плащ, перехваченный в талии, рука на бедре. Особа затягивалась прощальной сигаретой — длинной, тонкой и с белым фильтром. Белая крашеная прядь скрывала выражение лица, но красный ее рот имел отчетливый рисунок — презрения.

— А это кто, звезда их?

— Которая?

— Вот там — со ртом.

— Мамаева? — Комиссаров потемнел лицом. — У «Метрополя» с «Националем» звезд таких навалом — на панели. По двадцать долларов за раз.

Даже при соотношении один к трем — шестьдесят рублей. Два раза, и почти месячная зарплата Александра. Он уважительно взглянул на девушку с фамилией Мамаева.

— Неужели профессионалка?

— Не знаю. Танцует вроде где-то. В Доме культуры на окраине. Мне ее сверху навязали. Сам никогда б не взял. И этого бы тоже. — Играй-Мой-Баян. Ты посмотри на крокодила. В поезд не сел, а уже на ногах не стоит…

Музыкальным сопровождением «звездочек» за границу ехал баянист крепкий мужичок лет сорока пяти. Темно-коричневый пиджак, вольготно расстегнутая белая рубашка из нейлона и шляпа — темно-зеленого фетра. Сдвинута на затылок. Еще кудрявый, уже лысеющий артист. Он, видимо, явился на вокзал задолго до отхода поезда — к открытию ресторана — и набрался так, что лыка не вязал. За то ему выговаривала его начальница, одновременно художественный руководитель коллектива «Звездочки» — полная, потная, напудренная и тоже трезвая не вполне. Он же только жмурился на солнце, обнимая футляр с инструментом. Какой-то азиатский мальчик впрыгнул через дырку на перрон — подняв над головой барабанные палочки. «Веселые ребята» с радостными воплями бросились к нему, но он вдруг зарыдал, размазывая сопли со слезами по лицу. По монголоидному. Это был не мальчик. Жертва зачатия по пьянке? Хромосомный казус?..