Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Что двигало глупым мальчишкой?

Гордость?

Упрямство?

Долг, самое банальное и властное из чувств?

Все вместе?

Карна не сознавал, что уже стоит перед статуей Наставника Дроны, впившись взглядом в косо стесанные скулы Учителя. В ушах вновь звенели тучи комаров, серьги пульсировали кровавыми углями костра, а сквозь кожу проступали сверкающие латы.

Зато нишадец видел все.

— Онемей твой язык, Экалавья! Да, я поступил бы так же! И не Наставник Дрона, а мой внутренний сута заставил бы коней души ринуться в бешеной скачке по краю обрыва! Отрезать палец — дхик! Добровольно отсечь голову, ободрать с самого себя кожу острой раковиной… мало! Мало! Гони, возница! Хлещи упряжку бичом! Кто больший враг мне, нежели я сам! — словно в пророческом бреду, выкрикнул Карна.

И, размахнувшись, обрушил страшный удар кулака на Брахмана-из-Ларца.

Сухое дерево с треском раскололось, лицо идола разлетелось в щепки, и когда Карна наконец пришел в себя, он увидел лишь обломки статуи у своих ног.

Да еще две сломанные стрелы, так и не вонзившиеся в деревянный лик наставника.

— Свобода внутри, нишадец, — обернулся Карна к другу. — Ты сделал свой выбор. А я делаю свой. Я ухожу из Хастинапура. Мало мне внутренней свободы! Я боюсь, что мне захочется убить Дрону при всех раджатах, а назвать его Учителем я больше не смогу никогда. И, чтобы лишить его возможности потребовать подобной платы от меня, у меня есть только один путь…

Карна помолчал.

— Враг моего врага — не мой враг. Равно как и ученик моего учителя — не мой ученик. Я иду искать Раму-с-Топором.

Через три с лишним десятилетия, в тяжкий час Великой Бойни, Экалавья Беспалый будет сражаться плечом к плечу с Карной-Секачом и Наставником Дроной на правом фланге войска Кауравов — и погибнет, предательски убитый Черным Баламутом.

Умрет свободным.

…Сегодня шел восьмой день с тех пор, как Карна покинул летний военный лагерь и отправился на юг в поисках легендарного Рамы-с-Топором. Выполняя его волю, нишадец передал Первому Колесничему весть от сына — прости, папа, поцелуй мать, я обязательно вернусь! — и когда сам Экалавья оставлял Город Слона, Карна был уже далеко.

Разумеется, следовало бы снарядиться в дальнюю дорогу и самому попрощаться с родней, но сутин сын не мог представить себя в Хастинапуре. Как ни старался — не мог. С души воротило. Внутренний сута гнал упряжку по краю пропасти, поступки выходили безрассудными, но грохот колес напрочь забивал голос разума.

Да и в конце концов, что есть разум? — так, самоуверенный краснобай, годный лишь на увещевания.

Свисти, бич!

Сейчас беглец двигался через земли ядавов, вдоль южного притока багряной Ямуны, обычно бурля и пенясь, река в эти дни была на удивление тиха и прозрачна.

Карна искал подходящее место для переправы.

Он не знал, водятся ли здесь крокодилы, а рисковать не хотел.

Многоголосый женский визг ударил в уши. Как раз тогда, когда Карне показалось: за деревьями мелькнул то ли мост, то ли паром на стремнине. «Волк ребенка унес? Тигр-людоед?!» — ожгла шальная мысль, а ноги уже сами несли парня в направлении шума. И лишь когда до источника адской какофонии оставалось менее двух минут бега, Карна сообразил: женщины, подвергшиеся нападению хищника, должны кричать совсем иначе.

Зря ноги бьешь, парень!

И словно в подтверждение, визг разом смолк, а до слуха Карны донеслось тихое журчание флейты.

Перейдя на шаг и втайне досадуя на самого себя за глупую поспешность, Карна осторожно раздвинул кусты. Взору открылся обширный луг, полого спускавшийся к реке. У самой воды рос огромный кряжистый платан, и в нижней развилке дерева удобно устроился смуглый, почти совсем черный юноша, наигрывая на бамбуковой флейте нежную мелодию, очевидно, собственного сочинения.

Но отнюдь не на черном дудочнике задержался взгляд беглеца. С удивлением отметив, что все нижние ветки платана сплошь увешаны женской одеждой, будто для просушки, Карна тут же обнаружил более интересную подробность: в реке, оказываетс, засел целый табун голых девиц!

«Небось купаться пришли, а этот кобель им теперь из воды выйти не дает! — Искорки смеха заплясали в карих глазах парня. — Ну кто ж так делает, дудочник? Баб надо отлавливать поодиночке и каждой отдельно мозги сурьмить! Они ж не тебя, они друг дружку стесняются! Выйдешь голышом на берег — подруги на всю округу растрезвонят!»