Генри Олди - Черный Баламут. Трилогия

Делов-то: ухвати за шевелюру и правь к берегу…

Ты даже сделал шаг по направлению к обрывистому берегу. Остановился. Словно ткнулся лицом в невидимую преграду. Тонкий комариный звон на пределе слышимости взвился в мозгу, пальцы сами собой сжались в кулаки, и перед глазами встала позавчерашняя картина…

— …Нет, не попадешь! — презрительно кривит губы в ухмылке светловолосый Арджуна.

— Я?! Не попаду? Смотри! — Бхима широко размахивается шестигранной метательной булавой, намереваясь снести золоченую шишечку с колесницы орисского раджонка.

И в этот момент из-за повозки появляется твой знакомый — молоденький сута.

— Сто-о-ой! — кричишь ты. — Стой, дурак! Поздно!

Булава проносится мимо злосчастной шишечки, и череп суты раскалывается перезревшим гранатом.

На миг все как будто застывает, потом сута валится на траву, рассыпая вокруг себя кровавый дождь, а Страшный понуро заявляет:

— Если б не этот баран, я бы попал! Сам виноват.

А дальше была драка, дикая, взрослая драка, которая вполне могла закончиться еще одним трупом, но вас со Страшным вовремя растащили наставник Крипа и его бешеная сестра…

Ты не видел, как камни вросших в твои уши серег медленно гасят кровавое свечение.

Спасать этого ублюдка? Или лучше добить, чтоб наверняка? Свидетелей нет, а камней вокруг достаточно. Сейчас Страшный окажется как раз под обрывом…

Стыд хлестнул тебя жгучим бичом. Убить в честном бою — да, сколько угодно! Но добить камнем тонущего?! Позор! Впрочем, с другой стороны, спасать Страшного ты тоже не обязан. Пусть все идет как идет. Выплывет — его счастье. Не выплывет — туда ему и дорога!

И ты остался стоять, где стоял, отстраненно наблюдая, как течение волочит к порогам захлебывающуюся жертву.

— На помощь! — задыхаясь, орал между тем Страшный, барахтаясь в пенных бурунах. Мальчишка отчаянно загребал руками, чудом ухитряясь оставаться на поверхности, но ноги его явно не слушались. Долго так держаться на плаву не мог даже крепыш Бхима.

Вот его завертело в водовороте, ударило о скользкие камни, раз, другой… Кудлатая голова исчезла в пенистой кипени, будто муравей в конской гриве.

«Все», — решил ты и тут же вновь увидел голову Страшного — та вынырнула на два посоха ниже первого порога.

— Бхима, я иду! Держись!

Вдоль узкой полоски берега под обрывом бежал Арджуна, пытаясь прийти на помощь брату, но Страшного несло дальше, и Арджуна никак не успевал.

Еще мгновение — и тонущего швырнуло на очередные камни. В воздухе мелькнули босые ноги Бхимы… С щиколоток свисали мокрые обрывки пут — веревка или лиана, издалека не разобрать. Мальчишку буквально перебросило через порог, но он снова вынырнул и, лихорадочно гребя всеми четырьмя конечностями, заспешил к берегу Подоспев, Арджуна подал брату руку и вытащил его на песок. Помощь оказалась кстати — к тому моменту Страшный вконец обессилел: ободранный о камни живот обильно кровоточил, а тело покрывали синяки и ссадины.

Арджуна склонился над братом, помог ему сесть, и ты, наблюдая за этим, невольно поймал себя на зависти к Бхиме. Наверное, здорово иметь родного брата, который не оставит в беде, придет на помощь! Пусть Арджуна успел сделать немногое, но он искренне пытался…

В этот момент беловолосый малец глянул вверх — и лицо его, так похожее на храмовый лик Громовержца, окаменело. Рядом поднял голову хрипло дышавший Бхима, уставился на брата, потом — туда, куда смотрел Арджуна…

Ты не слышал, как Арджуна тихо спросил:

— Это Карна тебя… столкнул?

— Не знаю, — кашляя, прохрипел Страшный. — Может, и Карна. Он спал. Спал он, Серебряный…

И погрозил тебе увесистым кулаком.

Лекари так и не сумели отучить Страшного от малого порока речи: в минуты возбуждения он говорил о себе в третьем лице подобно лесным дикарям юга.

— Ответь мне, юноша: ты ли столкнул с обрыва в реку сонного Бхимасену, как подозревают его братья?

— Не я.

— Следует отвечать: «Не я, Учитель».

— Не я, Учитель. — Карна дерзко взглянул в глаза Наставника Дроны, и с минуту они стояли молча друг против друга: маленький брахман и сутин сын, перегнавший учителя в росте почти на голову.

Лицом к лицу, спокойствие и вызов, судьба и случай — словно в гляделки играли. Но едва подросток заметил, что серые глаза брахмана слезятся, как если бы Учитель упрямо вперял взгляд в диск полуденного светила, он и сам невольно сморгнул.

Лишь тогда Дрона позволил себе отвернуться, на одно невыносимо долгое мгновение уставясь в стену шатра.