Джон О`Хара - Свидание в Самарре

— Да, это — стена что надо, — сказал он.

Он никому не позволит безнаказанно обзывать его так, как обозвал Эд Чарни. Даже Эду Чарни. Он подумал про свою мать с ее золотыми сережками в ушах и вспомнил, что у нее не было шляпы. Даже к воскресной мессе она ходила, покрыв голову шарфом. Как часто в далеком прошлом он упрекал ее за то, что ей лень научиться говорить по-английски, но теперь она представлялась ему доброй маленькой женщиной, у которой было слишком много забот, чтобы еще и учить английский язык. Она была чудесной женщиной, его мать, и, если Эд Чарни обозвал его сукиным сыном, плевать; обозвал его мерзавцем, тоже плевать. Это ведь только слова, которыми обзывают, когда хотят разозлить человека или когда сам зол как сто чертей. Эти слова ничего не значат, потому что, рассудил Аль, если твоя мать сука, а сам ты мерзавец, как тут оправдаться? А если нет, то это легко доказать. Что толку оправдываться? Но то, что стояло за этими словами, было по-настоящему обидно: «Послушай, ты, грязный итальяшка, я послал тебя туда следить за Элен. Ты мог и не идти, если не хотел. А что ты сделал? Ты предал меня, ты, сукин сын. Держу пари, что Инглиш, чтобы вывести ее из зала и позабавиться, дал тебе десятку, вот ты и сидел, не отрывая зада от стула, хотя взял у меня пятьдесят долларов. А я-то, дурак, думал, что мы с тобой ведем честную игру. Оказывается, нет. Ты нет. Мелкий ты жулик и мерзавец, вот кто ты. И сукин сын». И дальше в том же духе. Аль пытался объяснить, что она только танцевала с Инглишем, не больше, потому что на улице она пробыла недолго («Врешь, негодяй! Лис сказал мне, что ее не было полчаса»); что Инглиш был пьян и ни на что не способен («Не рассказывай мне про Инглиша. Он не виноват. Виноват ты. Ты знал, что я с ней сплю. Инглиш этого не знал») — и так далее. Аля здорово подмывало сказать Эду всю правду: захоти он обмануть Эда, он мог бы сам переспать с Элен. Но из такого признания ничего бы хорошего не вышло. Один вред. Эд и так был в бешенстве. Он дошел до того, что высказал это все Алю по телефону, из собственного дома, да еще, похоже, при собственной жене. Наверняка при жене. Если она была дома, то не могла не слышать его, так он орал. А Аль стоял, держа в руках трубку, и слушал, почти не отвечая. Сначала он был просто потрясен, когда его назвали предателем. В их общем с Эдом деле называть партнера предателем не следует. Если партнер виноват, лучше накажи его, а если не виноват, подобное оскорбление может навести его на кое-какие мысли. И сейчас, когда Аль припомнил, как оскорбил его Эд, в голове у него зародилась такая мысль. Он не стал строить планы, как поступить. Пока нет. Но что-то сделать придется. «Наверное, это будет — либо я, либо он», — сказал он, и перед глазами у него стояла стена в гараже.

А пока надо было работать. Выполнить несколько поручений. Пустяковые повседневные обязанности. Эд был в такой ярости, так орал, что забыл уволить Аля, и, несмотря на все сказанное, не дал понять, что собирается его выгнать. В их деле одно — поцапаться, наорать друг на друга и даже день-два злиться. А уволить человека — это совсем другое. Вот так (щелчок пальцами) человека не уволишь. Хоть здесь и Гиббсвилл, а не Чикаго.

В этом-то отчасти и беда. С одной стороны, лучше, что Гиббсвилл не Чикаго, потому что в Чикаго человека пускали в расход и не только из-за бабы. Но с другой стороны, Аль жалел, что он не в Чикаго. В Гиббсвилле среди гангстеров не бывает ссор, ибо у Эда Чарни практически нет конкурентов. А в Чикаго еще как воюют. Не переставая. Уже привыкли к этому, а потому там после можно и смыться. В Гиббсвилле же сразу скажут, что это убийство, арестуют, будут судить, а присяжные здесь такие сволочи, что вполне могут отправить на электрический стул. «А туда мне совсем не хочется», — заключил Аль.

Пока же предстояло выполнить очередное задание. Пустячок. Доставить шампанское и виски в дом Инглиша. Паразита Инглиша, с которого и пошли все неприятности. Но по дороге он не испытывал особой ненависти к Инглишу, потому что, по правде говоря, вина во всей этой истории лежит не на Инглише, и даже не на этой суке Элен, а на самом Эде Чарни. Женатый человек, ребенок у него, а совсем обалдел от какой-то чужой бабы. В этом-то и все дело. Слишком многого он хочет, этот Эд. Ладно, подумаем, как сказал слон.

— Пусть кто-нибудь другой теперь ему помогает, — сказал Аль, вытаскивая ящики из фургона и ставя их на заднее крыльцо дома Инглишей. Он позвонил в дверь.

— Сколько мы вам должны? — спросила старуха.