Инна Александрова - Свинг

Бронислав Брониславович весь черный. Хоть бы мужик этот выжил…

Спрашиваешь о Славке. Безрадостно у них все. Но он, по-моему, ничего не знает. Для Славки главное в жизни — приспособиться. Не важно, где, как. Важно получить то, что ему хочется. И на Люську он так смотрит. А она ведь не дура. Не будут они вместе. Ну, а мы — посмотрим: время нас или мы его…

Хорошо, что на зимние каникулы в Москву едешь. Конечно, домой — четверо суток, далеко и долго. А тут поезд прямой, сутки — и ты в Москве.

Анют! Перво-наперво в Третьяковку сходи, а потом уж в музей Пушкина. Ладно?

И смотреть прошу в такой последовательности. Сначала Перов — «Проводы покойника». Обрати внимание на фигуры женщины и лошади. Они согнуты одинаково, как бы в одну линию. И собака, хоть и бежит, но воет — у нее голова поднята. «Чаепитие в Мытищах» — хорошая картина, со смыслом, но меня она как-то мало трогает, а вот «Тройка» — душу переворачивает. Этот кусочек серо-розово-сиреневого платья у девочки, что выбился из-под пальтишка. У мальчишек хоть и мука в лице, но это лица детей, у девочки — темная складка от носа к губам.

Но больше всего люблю портрет Достоевского и «Сельский крестный ход на Пасхе».

У Сурикова посмотри «Меншиковав Березове». Знаешь, почему люблю эту картину? Дочка, которая подперла голову рукой, очень похожа на тебя.

А потом отправься к Саврасову, Левитану и Васильеву. У Васильева «Оттепель» как следует рассмотри, у Левитана — «Раннюю весну» и «Весну — большую воду».

Да! Чуть не забыл Нестерова. Его «Пустынника» и «Отрока Варфоломея».

Ну, а я отправлюсь сейчас на озеро. Стоят хорошие дни. Расчистим с ребятами метров пятьдесят от снега, погоняем…

Отец заболел. Позавчера на уроке в Валькином классе остановился, не закончив фразы, сел и уставился невидящими глазами. Девчонки сначала опешили, потом подскочили, начали тормошить, а он — как застыл. Бледный был очень. Кто-то побежал за завучем. Вызвали врача. Часа три пролежал в учительской на диване, потом сказал, что пойдет с Валей домой. Плелись долго. Сразу лег. Не встает. Даже не курит. Глаза все время прикрыты, как будто спит. Но я вижу — не спит.

Как думаешь, отлежится? Врач сказала — спазм сосудов головного мозга.

Жалко мне его, Аня. Жизнь у него не очень-то задалась. А с другой стороны, тетка рассказывала, до войны лучше его во всей области не было учителя. Даже из других городов к нему приезжали. И носились с ним. И лекции он читал. О Пушкине, о Маяковском. Ребята, как завороженные, на его уроках сидели.

Маман он не терпит. Непонятно, как они нас-то нажили… И она, конечно, ему тем же платит.

Сейчас опять ходил на него посмотреть, а Вовка, шельмец, за мной тоже потихоньку крадется. Дед открыл глаза, увидел Вовку и, конечно, заулыбался. Теперь они там вместе что-то обсуждают.

Весна прислала своих гонцов — подснежники. Недавно вычитал, что подснежниками в разных краях называют совсем различные цветы. Главное — чтобы первыми после снега появились. Наши — большие, мягким пухом покрытые. Говорят, одни из самых красивых.

Завтра, если отцу станет легче, схожу на сопки: для тебя и для него наберу. Он ведь очень цветы любит.

Что-то не понял историю с хозяйкиным хахалем. Значит, будучи в подпитии, попросил тебя сбегать за папиросами, а ты, оскорбленная в лучших чувствах, побежала не за папиросами, а жаловаться юристам Коле и Алеше. Те, как истинные поборники права, без суда и следствия выкинули хахаля на мороз для проветривания. Так, ясно: обидели маленькую девочку Анечку. Слушай! А сама ты не могла послать этого мужика куда следует? Обязательно нужно было жаловаться? Зря ты так от жизни отгораживаешься — ведь и не такое еще может случиться. Извини, Аннушка, за тон. Только я, наверно, прав, хотя и сам часто срываюсь. На днях один парень — ты его знаешь, поэтому не буду называть, — подходит на перемене, а я что-то задумался. Подходит и говорит: «Брось ты, Серега, эту хандру. Пойдем лучше сегодня к…»

Я спокойно его выслушал, а потом так медленно, с расстановкой дал ему в ухо. И мирным тоном говорю: ты, конечно, сходи сегодня к, а я уж повременю.

И знаешь, странно — он не обиделся.

Анютка! Родная! Как же я по тебе соскучился. Вот сжал бы сейчас так, что ребрышки хрустнули…

Не бойся — я всегда жалел тебя. Думаю — терпит, терпит, а потом и разревется.

Только что явилась с работы маман. В бешенстве. А так как с отцом у них сейчас, по-моему, вообще нет никаких отношений, митингует передо мной и теткой.