Инна Александрова - Свинг

Вечером, за чаем, видимо, в продолжении путешествия заводим разговор о янтаре.

— Кать, — говорю я, — а ведь все началось с монаршей прихоти Фридриха I. Он задумал построить большой Королевский дворец в Берлине. А у зодчего Шлютера возникла идея использовать в отделке дворцовых комнат янтарь. Работы начались, продолжились, но после смерти короля прекратились, однако слухи о необычайном янтарном кабинете дошли до Петра I, и через какое-то время восемнадцать ящиков с янтарем были доставлены сначала в Кенигсберг, потом в Мемель и Ригу, затем в Петербург, а уж после в Царское село, в Большой дворец. Там янтарная комната и находилась до начала Второй мировой.

— Ну, а потом?

— Что было потом, ты лучше меня знаешь. Когда началась война, было решено ее из дворца не вывозить. Законсервировали на месте. Панно оклеили сначала бумагой, укрыли ватой и марлей.

— Но когда в Царское село вошли немцы, тут же явились специалисты из команды «Кунсткомиссион». Они демонтировали панно и отправили их в Кенигсберг.

— А в Кенигсберг, потому что немцы считали — созданная прусскими мастерами из прусского янтаря комната должна вернуться домой. В сорок втором комната была уже выставлена для обозрения в Кенигсбергском замке. Директор кенигсбергского музея доктор Роде писал в сорок четвертом, что комната стала украшением музея. При отступлении немцы снова разобрали панно и не позднее начала апреля сорок пятого вывезли их в неизвестном направлении.

— Вот с этого-то времени следы комнаты и теряются. Начинается ее другая история.

— Господи! Кто только ее ни искал!.. Помнишь, как в пятьдесят шестом в замке начались раскопки. Возглавил их тогда председатель облисполкома Кролевский. Это были первые поиски, к сожалению, ничего не давшие. Но интриги было много.

— А Валя Ершов по горячим следам написал тогда две небольшие книжки. Одну издали мы, другую — рижане.

— Кто только из «великих» потом не интересовался историей комнаты: и Жорж Сименон, и барон Фальц-Фейн, и Юлиан Семенов. Были и «морская», и «шахтная» версии, но ничего так и не найдено.

— Может, и хорошо, что не найдено. Недавно по телеку показывали, какое чудо сотворили взамен утерянного. Теперь и янтарь наш, с Янтарного комбината, и руки наших мастеров. Более шести тонн янтаря ушло. Каждое панно содержит несколько тысяч фрагментов. Мне кажется, восстановление комнаты очень символично и для нас, и для немцев.

— А я, Катя, вспомнила сейчас год шестьдесят шестой и свои сражения за книжку Барановского «Янтарь». Это ведь была первая в Союзе книжка о янтаре. Далеко не все знают, что в сорока километрах от Калининграда в земле у поселка Янтарный сосредоточено до девяноста процентов мировых запасов янтаря. Еще немецкие историки писали, что главные доходы Тевтонский орден получал от его продажи. Орден объявил на него государственную монополию и тот, кто выкапывал янтарь или находил его в сетях или собирал на берегу, должен был сдавать ордену за особое вознаграждение. Часть янтаря продавали в Польшу, а оттуда везли в страны Дальнего и Ближнего Востока. Увозили и в Любек, и в Брюгге, где были прекрасные ремесленники, обрабатывавшие солнечный камень. В XVIII веке началась планомерная добыча окаменевшей смолы, и к началу Второй мировой войны немцы уже вели промышленную разработку янтаря. Но война все прервала, а работы на янтарном комбинате возобновились только в сорок седьмом.

Котлован карьера комбината расположен недалеко от моря и напоминает гигантскую — прямо-таки космическую! — чашу, в которой немногочисленные люди кажутся муравьями. Весь труд выполняют механизмы, а янтароносная «голубая земля», действительно отливающая голубизной, особенно на солнце, залегает под мощным слоем пустой породы. Янтарь содержится в слое толщиной пять-семь метров и, чтобы добраться до него, нужно предварительно срезать тридцатиметровую подушку.

О прекрасном — легендарном — камне и решил написать в шестьдесят шестом Яков Барановский. Собрал огромную литературу, не вылезал с янтарного комбината, и книжка получилась. Были сделаны удивительные — по тому времени — цветные снимки. Книжку взялись печатать литовцы: в Калининграде еще не было соответствующей полиграфии. Книжка получилась подарочной, и партийное руководство тут же смекнуло: книгу будем дарить в Москве, а автор ее какой-то еврей. Нет! Так нельзя. Снять имя автора! Книжка — советская, партийная… Ценой неимоверных усилий удалось мне убедить, настоять, прошибить глухую стену: хотя бы в выходных данных поставить имя автора. «Яков Абрамович Барановский» было набрано мельчайшим петитом там, где стояли сведения о тираже и бумаге… Современному человеку это может показаться выдумкой, но, к сожалению, правда, а причина одна: «яврей», как говорила моя соседка Лиля Михайловна.