Георгий Ланской - Расслабься, крошка!

Только в этот момент до Алины дошло, что держать их в подвале будут долго, раз уж позаботились о таком важном атрибуте, как помойное ведро. Она тихонечко заскулила, стараясь, чтобы Егор не услышал.

Он с удвоенной силой заметался по подвалу, ойкая от боли. Проклятая бутылка все не находилась. Ему казалось, что он облазил уже все вокруг этой чертовой лестницы, и даже на ступеньки поднимался, но бутылка как сквозь землю провалилась. В тот момент, когда он уже хотел сдаться, мучимый болью, она вдруг сама подкатилась ему под колено. Обрадовавшись, он схватил ее и пополз к Алине, потом вернулся, нащупал ведро и пополз снова, громыхая пластмассой по бетону.

Алина попила воды, а потом ее долго тошнило, так что ведро оказалось кстати. С трудом отдышавшись, она легла на матрац рядом с Егором.

— Надо карманы обшарить, — сказал он. — Может, у нас что-нибудь есть.

— Что?

— Не знаю. Хоть что-то. Где был твой сотовый?

— В сумке.

— Беда, — выдохнул он. — Как было бы здорово, если бы он остался в кармане. Мы позвонили бы ментам или папаше, и нас бы нашли по сигналу. Но ты пошарь у себя в карманах, а потом у меня. Мне это… не очень удобно.

Под «неудобно» подразумевалось — больно.

И Алина это прекрасно понимала. Она встала и сунула руки в карманы своих джинсов.

— Ничего. Давай у тебя посмотрю. Ты лежи, только ноги вытяни.

Она споро обшарила его карманы. Он лежал неподвижно и только тяжело дышал забитым кровью носом.

— Ничего интересного, — разочарованно сказала она. — Бумажки какие-то…

— Это билеты на самолет, — глухо произнес он. — Черт. Получается, мы голые?

Прижавшись друг к другу, они лежали молча, пока Алина не начала всхлипывать, но у Егора не было сил ее утешать.

Ему было точно так же страшно, но признаться в этом — значило повергнуть Алину (да и себя самого) в еще большую панику. Измученный страхом и болью, он не сразу заметил, что Алина задремала, а потом и сам провалился в забытье.

Лампочка вспыхнула, заставив их открыть глаза и зажмуриться.

Дверь открылась, и по ступенькам спустился давешний бритый затылок, тащивший стул и штатив. Следом спустились еще трое. Один из них, высокий, коротко стриженный блондин с неприятным взглядом, уселся на стул и беззлобно поинтересовался:

— Очухались?

Алина бросила быстрый взгляд на Егора, ужаснувшись его виду: лицо разбито, на лбу и под носом кровоподтеки, нижняя губа лопнула и распухла…

— Что вам надо? — тихо спросил он.

— Мне лично — ничего, — с видимым удовольствием ответил Вадим Коростылев. — А вот одному хорошему человеку ваш папашка задолжал.

— А мы здесь с какого боку? — спросил Егор. — Спрашивали бы с папашки.

— Так спрашивали. Не хочет папашка по-хорошему. Пришлось по-плохому.

Егор помолчал, а потом сказал чуть более твердым голосом:

— Ее отпустите. Папашка мой, значит и дела наши. Она ни при чем.

Вадим хлопнул себя по коленям и захихикал, как будто Егор сказал что-то забавное:

— Вот ты странный, парень. Кто ж в здравом уме козыри станет сбрасывать?

Бритый затылок тем временем установил напротив Егора штатив и насадил на него камеру. Коростылев, которому это слегка заслонило обзор, накренился вбок и сказал:

— Мы сейчас папане вашему послание запишем. Скажешь: «Папа, отдай этим милым людям все, что должен, иначе мне кранты».

Егор сглотнул, а потом решительно сказал:

— Нет.

Вадим удивленно дернул бровями:

— Нет?

— Нет. Она уйдет — скажу. Иначе ничего записывать не буду.

Мужчина вздохнул:

— Глупо. Колюня, восстанови статус-кво!

Бритый затылок коротко кивнул и, подойдя к Егору, изо всех сил пнул жертву в живот. Егор перелетел через подвал, взвыв от боли. Алина пронзительно закричала.

— Уйми сучку, — лениво приказал Вадим.

Бритый отвесил Алине оплеуху, от которой она рухнула на матрац и ошеломленно замолчала, закусив губу от страха.

— Ну что, надумал? — ласково спросил Вадим.

Егор закашлялся и отрицательно помотал головой.

Вадим вздохнул и кивнул бритому. Тот вытащил из-за пояса пистолет и приставил к голове Алины.

— Егор! — закричала она в диком ужасе.

— Я скажу, — прохрипел он. — Не трогайте ее, я все скажу.

— Вот и умница, — обрадовался Вадим. — А то кочевряжился. Все вы такие — сперва с гонором, а потом воткнешь в зад паяльник — и ничего, как шелковые…

Встав перед камерой и уставившись в ее циклопий глаз, Егор произнес:

— Папа, отдай им все, что просят. Спаси нас.