Эмма Хили - Найти Элизабет

– Приведи нам доктора, хорошо? – просит коллегу полицейский, не выпуская руки задержанного. У него светлые волосы, и он чем-то напоминает мне Фрэнка.

– Ее духи назывались «Вечер в Париже», – сообщаю я. – И еще у нее были сережки как леденцы.

Но, похоже, меня никто не слушает.

– Ке сера сера! – вновь затягивает «певец», наклоняясь ко мне. От него пахнет не только пивом, но и блевотиной, и потом. Пот капает с его лица на скамью.

– Я подам жалобу, – заявляет человек с разбитым носом и вскидывает кулак, но ударить ему никого не удается. Я отодвигаюсь еще дальше. Я не знаю, что делаю здесь. Свет очень яркий, я вынуждена щуриться, чтобы он не так резал глаза. В конце концов я закрываю глаза. Возможно, это своего рода ночной кошмар, дурной сон и через минуту я проснусь. Шум делается громче, и полицейский кричит, перекрывая все прочие звуки:

– Свободных камер больше нет, Дейв! Сделай им предупреждение и выставляй вон!

Снова слышу какой-то шум и ругань. Кто-то приближается и дышит на меня. Шум становится чуть тише. Моя голова опущена, глаза плотно зажмурены. Сижу в такой позе до тех пор, пока могу удерживать себя в таком состоянии.

– Мама, – слышу я чей-то голос. – Мама, это я, открой глаза!

Надо мной склоняется Хелен. Она гладит меня по руке и закрывает от меня все, что происходит в комнате. Я протягиваю руку к ее лицу, но ничего не говорю. Чувствую, что могу сейчас расплакаться от облегчения.

– Давай я отвезу тебя домой, – предлагает дочь, поднимая меня со скамьи.

На полу лежит мятный леденец, и я нагибаюсь, чтобы его поднять. Хелен тем временем ведет меня сквозь толпу задержанных футбольных болельщиков. По пути из комнаты я вступаю в лужицу крови. Хелен, пока мы идем, поддерживает меня за талию. Я внимательно смотрю себе под ноги. Когда мы, прежде чем перейти дорогу, останавливаемся, я поднимаю с тротуара сережку. Полосатую, такая когда-то была у Сьюки.

– Мама, брось это! – говорит Хелен каким-то не своим голосом. – Где ты только это нашла? Не надо собирать всякий мусор. Пойдем!

Она вырывается вперед, и я роняю сережку. Та падает в лужу.

– Я думала, что это моя… – говорю я, уже забыв о том, зачем она мне была нужна.

– По крайней мере, теперь я хотя бы знаю, откуда берутся залежи всякого хлама в доме, – произносит Хелен. – О чем ты думаешь, мама? – спрашивает она. – Выходишь из дома в это время… Я беспокоюсь за тебя. Думаю, нам с тобой снова нужно сходить к доктору Гаррису.

Я не отвечаю ей – даже если бы я знала ответ, даже если бы помнила вопрос. Но пока мы отъезжаем на машине прочь, я продолжаю смотреть на лужу, в которой осталась лежать сережка. Было время, когда это что-то значило, когда я забрала бы ее с собой.

Когда все еще надеялась найти Сьюки, я приносила домой массу всевозможных вещей. Клочки бумаги, пилочки для ногтей, заколки для волос, сережку… Полосатую сережку, похожую на мятный леденец; я даже засунула ее в рот и попробовала на вкус, когда нашла ее на ступеньках эстрады. Я не могла пройти мимо того, что могло принадлежать моей сестре, и не поднять этот предмет с земли. Я набивала ими карманы и потом стала складывать их в сундучок, склеенный из спичечных коробков, или выкладывать на подоконнике. Иногда я рассматривала находки, записывала, где их отыскала, какими они были, имелось ли у Сьюки что-нибудь подобное. Пару раз заходил Дуглас и спрашивал о моих «сокровищах». Он смотрел на найденные мной вещи, легонько прикасался к ним, но ничего не говорил. Однако я чувствовала, что он пытается отыскать в них какое-то значение, придумывает про каждую вещь историю, про то, как они могли бы подсказать, как найти Сьюки, или выяснить, что с ней случилось. Я начала верить в то, что найду что-то важное, и поэтому стала искать более тщательно. Искать улики.

Чаще всего я занималась поисками после школы. В любом случае я не хотела идти домой, сидеть на кухне и не говорить о сестре, чтобы не расстраивать маму или чтобы не затеять ссору с отцом. Я не хотела идти домой и переодеваться в одежду, которую для меня сшила Сьюки. Поэтому я бродила по улицам, одетая в школьную форму, заглядывала в канавы, смотрела под изгородями, всматривалась в окна домов. Я часто бывала на улице, где жила Сьюки, причем тем путем, которым она обычно шла от себя к нашему дому. Или гуляла там, где она обычно ходила по магазинам, или заглядывала на вокзал. Именно в станционной гостинице нашли чемодан. Я думала, что если Сьюки уехала из нашего города, то, скорее всего, села на поезд. Иногда я прислонялась к поручням железнодорожной платформы и наблюдала за тем, как прибывают поезда, представляя себе, что из какого-нибудь вагона сейчас выйдет моя сестра в новой лондонской одежде.