Колум Маккэнн - Танцовщик

Провожая нас с Марго до вертолета, Жаклин взяла меня под руку и сказала, что надеется снова увидеть нас здесь, что она и муж очень высоко оценивают наше искусство. В вертолете мы сидели в благоговейном молчании, глядя, как уменьшаются на лужайке фигурки людей. (Я на миг представил себе, что бегу вверх по ленинградской лестнице, а за мной гонятся милиционеры.)

«Ньюсуик»: Кажется, что вы перепахали свою душу, чтобы посеять семя вашего Альбрехта [22] Речь идет о «Жизели». По непонятной причине Альбрехт обратился на нашей сцене в Альберта. .

(приступ паники, мне представился отец на садовом участке)

Прошу прощения?

Танцуя Альбрехта, вы создаете совершенно новую личность.

Я актер.

Но вы безусловно больше, чем…

Ох, прошу вас, не говорите больше глупостей.

Я слышу, как она просыпается за стеной, у себя в номере. Иду поздороваться с ней. Она улыбается, начинает разминаться — вращает шеей, вытягивает ноги, все это в тщательно продуманной последовательности. Марго способна непринужденно перекрестить их за затылком и так продолжать беседу. Смешно — она твердит, что боится постареть.

(Урок: Продолжай работать над подвижностью.)

Обложки «Тайм» и «Ньюсуик», обе в одну неделю. Гиллиан в восторге.

22 ноября 1963. Под вечер с улицы начал доноситься плач, но до шести никто нам ничего не сказал. Марго попросила пианистку играть Баха, но и та была охвачена горем, пальцы ее дрожали над клавишами. Мы сидели молча, потом отправили Жаклин телеграмму. Наше выступление отменили. По улицам люди несли свечи.

Метр «Русской чайной» попросил о минуте молчания, которое нарушил лишь какой-то дурак, сбивший со столика вилку.

Письмо от Юлии, она развелась. Жить негде. Наша сраная страна.

Еще двенадцать часов подготовки к «Раймонде». Странно, кордебалет так удивляется, когда я репетирую или провожу с ним занятия. Эти бездельники сидят в коридоре, курят вонючие сигареты, а мне хочется прогнать их пинками по задницам до самого министерства труда, если такое существует. Ленивые говнюки со слабыми ногами, неотработанной выворотностью, косными ступнями, их необходимо переменить, всех до одного. Тромбоны мычат как больные коровы, пианистка еще и хуже. Не говорю уж о рабочих сцены, которые грозят устроить забастовку, потому что в спектакле используются живые попугаи и их помет вываливается за кулисами из клеток. Несчастные ублюдки жалуются на то, что им приходится его выметать.

Марго едва способна говорить, голос ее неуправляемо дрожит. Она сказала, что пуля ударила Тито в грудь и вышла из спины.

В больнице Сток-Мандевилля нас после посещения Тито (он лежит в койке, молчит) провели по палатам. Четырнадцатилетняя девочка, парализованная от шеи и ниже, сказала, что часто воображает себя Марго и тогда ей удается подвигать ногами.

Другая, очень красивая, восьмилетняя, нарисовала цветными карандашами, которые держала в зубах, картинку: я танцую в поле, а она наблюдает за мной, сидя на ветке покрытого цветами дерева. На обороте пронзенное стрелой сердце и наши с ней имена — Уна и Рудольф.

Я сказал ей, что повешу картинку в моей гримерной. Девочка едва способна поворачивать голову, на губах ее пузырится пена, но глаза ярко-синие, и ей почти удается улыбаться. Она сказала, что многого не желает, но если когда-нибудь попадет на небеса, то первым делом станцует.

(Какой-то фотограф снял меня, мудак, плачущим в коридоре.)

Ходить Тито никогда больше не будет, значит. Марго придется выступать и дальше, чтобы оплачивать больничные счета. Конечно, она такая англичанка, что не видит в этом ни малейшей иронии. (Так не хочется говорить ей, что Тито получил по заслугам.) Когда мы вышли из больницы, она постояла, перебрасывая сумочку с одного плеча на другое, промокая платком глаза, а потом убежала назад, чтобы еще раз увидеть его.

Перед премьерой пришла телеграмма от принцессы Грейс. Очень милая: «Merde! [23] Дерьмо (фр.). С любовью. Г». Были и другие поздравления — от короля Норвегии, от принцессы Маргарет и проч. У меня в номере двадцать букетов. Дождь за окном кажется окрашенным в десятки цветов. Позвонил портье отеля — букет от Марго, все хорошо, ей жаль, что она не танцует.

Здесь собралась вся Италия. Однако наличие славы не искупает огрехи моего исполнения роли. Без Марго па-де-де «Раймонды» выглядит ужасно, но и соло мое — ведро с говном. После спектакля Сполето показался мне лишившимся всей его магии, да и мысль об отельном номере подавляла меня. Я отменил обед, разогнал всех и провел ночь, прикидывая, как исправить совершенные мной за этот вечер ошибки.