Уильям Тревор - Утраченная твердь

— Она не такая, — сказал он.

— Ты встретил случайную прохожую, и она подумала, вдруг у тебя есть пара лишних монет. Ты понимаешь, о чем я говорю, Милтон?

— Да.

— Забудь об этой истории. Выбрось из головы.

— Я просто хотел узнать, что она имела в виду, когда говорила: святая.

— Они всегда говорят такие вещи.

Милтон колебался.

— Я подумал, что она мертва, — сказал он.

В прежние времена проповедь считалась делом дядюшки мистера Лисона, Уилли. Он читал все проповеди у них в городке, пока не сделался слишком стар и не перестал понимать, что говорит. Милтон еще застал эти речи. Его и Гарфилда специально водили послушать, когда дядюшка Уилли был в зените славы; во время речи старик сжимал в руке библию, время от времени сверяясь с ней и зачитывая цитаты. Он рассказывал весьма правдоподобные истории из жизни Рима: например, про то, как Папа напился до полного ступора, и ему дважды за ночь пришлось перестилать постель, или как родная мать Папы несколько часов дожидалась у него в приемной.

Люди до сих пор читали в городке проповеди — на перекрестках или в других местах, где легче всего было собрать толпу, но гораздо реже, чем во времена дядюшки Уилли — во — первых, потому что появились телевизоры, державшие народ дома, а во — вторых, люди теперь постоянно куда‑то спешили. Но после июльского праздника Милтон стал все чаще задумываться об ораторском искусстве своего родственника. Он вспоминал, какие тот говорил слова, как зачитывал цитаты, и каким образом заставлял свой голос звучать с с максимальной убедительностью. Иногда эти мысли отпускали его на некоторое время, такое состояние можно было бы назвать очищением, если бы кто‑то мог победить грех, считая его несуществующим.

Пастор Катчен был более умерен в своих советах, хотя все, что он говорил, сводилось к тому же самому: если игнорировать то, что произошло, оно как бы перестает существовать. Но после празднования прошло несколько дней, и Милтон понял со всей определенностью, что не может этого сделать. С такой определенностью, что он опять вспомнил дядюшку Уилли — тот был уверен в себе и не допускал сомнений в том, что не имеет права молчать. Внутри Милтона поселилась очень неудобная и беспокойная решимость. Он спросил у матери, зачем старому человеку вдруг понадобилось проповедовать, на что мать ответила: он должен был это делать.

Отец Мулхолл не знал, что сказать.

Для начала он не мог вспомнить, кто такая Святая Роза, а может никогда и не знал. Вдобавок, он не очень понимал, что этот протестантский мальчик от него хочет. Мальчик перескакивал с одного на другое, чувствовал, что мысль ускользает, и начинал фразы заново, старался говорить медленнее, но голос у него срывался, и понять его было невозможно. Все это не имело никакого смысла.

— Подожди, мне надо кое‑что посмотреть, — с неохотой произнес наконец священник. Он мог бы сказать, что разберется с этой святой позже, но мальчика явно не удовлетворил бы такой ответ. — Садись, — пригласил он его в гостиную и ушел смотреть батлеровское «Житие святых».

Отец Мулхолл был высокий жилистый человек пятидесяти девяти лет с седыми волосами. Две овчарки последовали за ним, когда он ушел смотреть книги. Как только он вернулся, они вновь расположились у его ног. Комната была холодная, почти без мебели, а ковер на полу такой тонкий, что сквозь него чувствовались доски.

— Вот, есть блаженная Розалина из Вилленев, — сказал отец Милхан, переворачивая страницы. — Блаженная Роза Венерини. Или святая Роза из Лимы. Святая Розалия. Роза из Витербоу.

— Думаю, это она и есть. Определенно она сказала только Роза.

— Может, тебе просто приснилось. День был жаркий?

— Это был не сон.

— Было уже поздно? Может, ты перепутал ее с тенью?

— Поздно было во второй раз. В первый — сразу после полудня.

— Почему ты пришел ко мне?

— Потому что вы должны знать о святых.

Отец Мулхолл вновь выслушал историю о том, как женщина, назвавшая себя Святой Розой все это время не оставляла мальчика в покое, как она становилась все сильнее и сильнее, пока приближались июльские праздники, а в сам этот день стала сильной настолько, что он больше не смог молчать — сказал мальчик.

— О чем не мог молчать?

— О том, что поцелуй был святым.

Все объяснялось тем, что мальчик тронулся. Еще один мальчик с навязчивой идеей в этой странной семье.

— Почему бы тебе не попросить совета у своего священника? Мистер Катчен, насколько мне известно, твой зять.