Ирина Васильчикова - Между строк

— Хорошо. Пока.

— Пока.

Тут Димка «встал в оборону». Я никак не могла сначала понять, почему он невзлюбил Морозова. И у него, как потом выяснилось, были на то основания.

— Что, и тебя охмурил?

— Что значит «охмурил»? Нормальные человеческие отношения. Дим, а ты не ревнуешь? Что ты так завелся-то?

— А если и так?

— А как же Светка?

— При чем здесь Светка?

— Как это «при чем»? Не успели пожениться, а ты уже по сторонам глядишь.

— Я тебя знаю семь лет. Все эти годы мы вместе проводили времени больше, чем в семье. Мы же знаем друг друга, как самих себя. И я просто не хочу, чтобы ты стала очередной пассией этого ловеласа. Он же окрутил тебя. Элементарно. А ты, как девчонка, купилась. Цветы, кабаки, красивые слова, влажный взгляд… А ему просто в очередной раз надо поупражняться.

— А если ты ошибаешься?

— Сколько раз вы общались?

— Допустим, два.

— Ага, и три по телефону. Ты еще скажи, что это любовь.

— Пока не знаю. Но возможно, это и так.

— Перестань.

— Слушай, а чего ты так разнервничался? Если я и ошибаюсь и это — очередной «эпизод», тебе-то что?

— Мне сложно это объяснить. Понимаешь, Светка — жена. А ты… подруга, коллега, родственная душа. Я даже не могу найти определения. Просто мы — люди одной крови. И то, что я — мужчина, а ты — женщина, роли не играет. Я ведь улавливаю малейшие нюансы твоего настроения, как и ты моего. Мы существуем в одной плоскости. Мы — больше, чем друзья. Я переживаю за тебя и хочу, чтобы все у тебя было хорошо.

— Спасибо, Дим. Да, надо было заболеть на три дня, чтобы узнать все, что ты обо мне думал все эти годы. Спасибо за откровенность, но моя личная жизнь — это моя головная боль. Извини.

— Конечно, это твое дело. Просто со стороны виднее. Ты ослеплена своим счастьем и каких-то вещей можешь не замечать.

— Ладно, хватит вам спорить. Пойдем обедать.

— Тебе, Макс, только бы поесть.

— А я в чужую жизнь не лезу. Принципиально.

Я вообще иногда не понимала, как Макса занесло в журналистику. Спокойный, неторопливый, немногословный. Казалось, что его интересуют только еда, компьютеры и музыка. Об этом он мог говорить часами! Правда, только с теми, кого знает. Среди новых людей Макс предпочитал оставаться слушателем. И при всем при этом материалы он писал просто гениальные. Он никогда не создавал видимость работы. Войдя в комнату, его можно было просто не заметить. Но работу свою он знал и всегда делал качественно и в срок. Зато если мы с Димкой «сцеплялись языками» — мама не горюй! Со стороны, возможно, это выглядело впечатляюще. Но мы-то знали, что это просто выброс энергии, что все это не со зла. И никто никогда не держал друг на друга обиду. Просто так складывались наши отношения. Макс обычно молча наблюдал за этими баталиями, изредка вставляя реплики. Порой достаточно меткие. Но в общем, не лез. У него был свой преданный друг — компьютер. И похоже, стабильный виртуальный мир был ему ближе, чем наши непонятные, казалось, ничем не обоснованные взбрыки. Так продолжалось изо дня в день три года. А с Димкой мы знали друг друга еще по работе в другой редакции. Он, собственно, меня и переманил, как только обосновался на новом месте.

Размытые пейзажи октябрьских улиц напоминали картины Вильдау. Было в них что-то воздушное, неуловимое, недосказанное. И в то же время наводило тоску. Осень выдалась на удивление сухой и теплой, не было изнуряющих затяжных дождей, пронизывающего ветра. И будь у меня время, я с удовольствием бы плутала в лабиринтах столичных переулков.

Карамельное солнце время от времени пряталось в подпаленных им же облаках и, выглянув, разбивалось на множество разноцветных кусочков о витрины магазинов и окна многочисленных офисов.

Воздух был по-осеннему пряным и прозрачным. Уже исчезло буйство красок, все степенно, неброско. Звезды кленовых листьев окрасили город в разные оттенки желтого, красного и оранжевого. Цвета в одежде прохожих тоже стали поспокойнее, в основном приглушенные, пастельные. Все вокруг воздушное и невесомое, как зефир.

Домой я пришла в приподнятом настроении. Скинув обувь и куртку, пошла на кухню. Кот, видимо, не ждал меня так рано (было около восьми), тщательно стал изучать меня и обнюхивать. Понял, что свои, и успокоился, устроившись рядом. «Застрелился», закипев, чайник.

— Ну что, перекусим?

— Мбр-я-а-оу, — ответил кот.

— Да, мой хороший, совсем ты без меня одичал.

— Бр-ау.

— Иди ешь, пока дают.

Дважды его просить не пришлось. Я сварила себе кофе. Зазвонил телефон.