Йордан Радичков - Избранное

Неделю назад молодой сержант вошел в монастырские ворота, катя перед собой велосипед, остановился возле дощатого помоста с клепалом, снял фуражку и не успел еще вытереть потный лоб, как из пристройки показался монах, который был счастлив, по его словам, приветствовать в святой обители народную милицию, и вообще он, дескать, счастлив повидаться с милицией, потому что, хотя и разным оружием, все мы, по сути, служим одному и тому же богу, то есть хотим сохранить национальный дух, единство всех болгар, как это делали наши прадеды, сохранявшие и защищавшие болгарский дух во времена чужеземного ига. Разговор получился в высшей степени любезный. Слушая монаха и отирая со лба пот, Иван Мравов с удивлением обнаружил, что монах примерно одного с ним возраста. «Это надо ж, в такие молодые годы заточить себя в этой дыре!» — дивился он, озирая запустелую древность, громко именовавшуюся святой обителью. Монах тоже с удивлением обнаружил, что они с милиционером почти ровесники, и не понимал, как это молодой парень может закабалить себя милицейской формой.

По словам монаха, монастырь был основан еще при царе Иване Шишмане [4] Иван Шишман (годы правления 1371–1393) — последний царь независимой Болгарии до ее порабощения Османской империей. . Иван Шишман построил множество таких христианских сторожевых пунктов, так сказать, опоясал свое царство христианской верой, дабы защитить его с помощью креста и бога. Много раз турки-разбойники и черкесы разрушали и сжигали монастырь, но он снова отстраивался и восставал из пепла, и если сержант полюбопытствует, то увидит, что в церкви и сейчас хранится много старинных икон.

Монах долго вертел ключом в замочной скважине, но наконец отпер двери и повел Ивана Мравова смотреть иконы и обратил его внимание на акустику. Из икон он остановился главным образом на святом Димитрии, который верхом на красном копе пронзал копьем зеленого дракона. На хвосте у дракона плясал дьявол, дракон изрыгал на святого алые языки пламени, но тот благодаря своей святости и своему копью поражал дракона насмерть. Все это символизировало превосходство сил Добра над силами Зла. Далее на иконе изображалось освящение хлеба. Иконописец изобразил на столе плоды человеческого труда, что показывает, как близко стоял старый мастер-богомаз к народу и его труду.

— Мы вообще почитаем труд добродетелью, — объяснял монах. — Впрочем, вы это знаете не хуже моего, потому что новая власть провозгласила: «Кто не работает, тот не ест». Мы все должны работать, я вот тоже целый день ломаю глаза и гну спину за швейной машинкой. Наши апостолы явили нам свой личный пример, и нам должно ему следовать, если мы хотим быть достойными своего имени.

— А известно ли вам, — спросил он чуть позже, когда они уже вышли из церкви, — что святой апостол Павел самолично ткал холст, из которого шили одежды для других апостолов?

Ивану Мравову это было неизвестно, в чем он откровенно признался, улыбаясь смущенной, ребячьей улыбкой. На прощанье он пообещал монаху заглядывать, когда случится проезжать мимо, обещание свое сдержал и за одну неделю дважды наведывался в монастырь. Во второй раз он застал здесь чужой народ, тех самых слегка подозрительных сборщиков лекарственных трав, черепах, грибов и прочего, о которых мы не так давно уже сообщили читателю.

Когда цыгане поили в реке своих лошадей и ополаскивали лица водой, от чего они стали только еще смуглее, монах без особого рвения звонил в клепало. Сборщики лекарственных трав к тому времени уже проснулись — кто лежал, кто сидел на веранде, некоторые курили и переговаривались между собой хриплыми спросонок голосами. Монах кончил звонить, пошел к чешме умыться, он был с непокрытой головой, волосы густые, длинные, черная борода. Вынув из-под рясы гребешок, он долго расчесывал свою гриву, перхоть мелкими точечками падала на плечи. Тщательно расчесав и разложив шевелюру по плечам, монах занялся бородой. На веранде чей-то сиплый голос убеждал кого-то, что не может ветеринарная лечебница сегодня тоже быть закрытой, но другой, такой же сиплый, голос выражал сомнение, потому что, говорил он, теперь вся ветеринарная лечебница в разгоне из-за ящура.

Эти двое были не местные, пастухи, накануне пришедшие в село Разбойна. Они принесли мешки с отрубленными свиными хвостами, чтобы в лаборатории ветлечебницы проверили и убедились, что у свиней нет никакой заразной болезни, и разрешили пустить свиное стадо в Кобылью засеку, где много желудей. На постоялом дворе мест для ночлега не оказалось, поэтому пастухи попросили крова в монастыре. Один из них говорил: