Дженнифер Доннелли - Революция

Я беру ее в руки. Натюрморт. Старинный, написан очень хорошо. Краска потрескалась, рама тоже изрядно побитая. В одном месте холст немного порван. Но сама миниатюра просто замечательная. Стол с тяжелой скатертью, и на нем — персики, грецкие орехи, старый медный горшок и мертвый кролик. Маме бы наверняка понравилось. Дома возле мольберта у нее висят именно такие вещи.

И чем больше я смотрю на миниатюру, тем сильнее хочу привезти ее маме, чтобы она уже завтра могла повесить ее на стену своей палаты. Это самая лучшая моя находка. Вдруг она ей поможет. Сделает то, чего не смогли сделать таблетки доктора Беккера. Сработает как стальной обруч.

— Сколько? — спрашиваю я.

— Стольник, — отвечает костлявый, затягиваясь дымом.

Открываю кошелек. У меня нет ста евро. Денег — только на такси до аэропорта и еще три двадцатки.

— Может, шестьдесят? — Я надеюсь, что он согласится, потому что вижу, как у него дрожат руки. Но он качает головой.

— Да соглашайтесь. Вы же хотите ее продать.

— Ну, ты-то хочешь ее купить гораздо сильнее, — замечает он с ухмылкой, и я вижу, что мои руки тоже дрожат.

Я выгребаю из карманов все, кроме денег на проезд, и кладу на крышу его машины. Получается шестьдесят восемь евро и немного мелочи.

— Все, больше нет, — говорю я.

Он оглядывает меня с головы до ног и дергает за ремень. Его лицо так близко, что я чувствую запах баранины, которую он ел.

Я быстро отстраняюсь.

— Катитесь к черту!

Он смеется.

— Не льсти себе. Твой ремешок тоже денег стоит.

До меня доходит. Я снимаю ремень и кладу его поверх денег.

— Не останавливайся, — говорит он, и я добавляю к общей куче кольца. Затем снимаю браслеты. Он все перебирает, потом кивает на мои серьги.

— Ну хорош уже!

— Так ты хочешь миниатюрку или нет?

Я ворчу, но снимаю серьги и кладу к остальному. Теперь я чувствую себя голой и беззащитной, словно он забрал всю мою броню. На мне не осталось ни единой железки. То есть нет, одна осталась. Его взгляд впивается в ключик Трумена.

— Это не продается, — быстро говорю я, закрывая ключ рукой.

Он рассматривает мои кольца, затем поднимает взгляд. И этот взгляд больше не расфокусированный. Он очень внимательный. Глаза — черные как полночь.

Костлявый улыбается, и в его зрачках загорается безумие.

— Жизнь угасла, по себе оставив обломки жалкие, рассеянные всюду.

— Что? — переспрашиваю я цепенея. — Вы это к чему?

Не отвечая, он смеется.

Спокойно. Передо мной обыкновенный безумец, который несет бред. Он ничего не знает ни обо мне, ни о Трумене. Ни о ключе.

— Так вы продаете мне натюрморт или нет?

Он несколько секунд колеблется, покусывая губу, потом кивает. Я хватаю картину и прячу ее под мышку, пока он не передумал.

Уже прощаясь с ним, я из-за волнения вместо Аи revoir — «До свидания» — бормочу: Adieu. Это все равно что сказать «Увидимся на том свете». Извинившись за ошибку, я поправляюсь: Аи revoir.

Он качает головой и улыбается мне гнилыми зубами.

— В первый раз было правильно, — говорит он. — Adieu.

Я рискую опоздать на самолет.

Из-за каких-то ремонтных работ поезд метро еле тащится — и я оказываюсь у Джи без малого в шесть. Мне бы уже садиться в такси, а не мчаться по лестнице наверх, в лофт.

Лили дома. Она смотрит телевизор и одновременно говорит с Джи по телефону. Похоже, у него какие-то сложности с вылетом.

— Все авиакомпании бастуют, — сообщает она мне, повесив трубку.

— Что?!

Нет. Только не сегодня. Только не сейчас.

— В Орли и Де Голле полный бардак. Джи должен был прилететь сегодня вечером, но рейс отменили. Пытается сесть на поезд — тоже сложности, потому что, естественно, все рванули на вокзал.

— И давно бастуют?

— Сообщили в новостях час назад.

— Зашибись, — резюмирую я и с досадой бросаю рюкзак на пол.

— Анди, ты чего?.. Ах, господи! У тебя же в девять самолет, я и забыла. Тебе не звонили из авиакомпании?

— Может, и звонили, не знаю. Я в метро застряла.

Проверяю автоответчик и действительно нахожу там сообщение.

— Что говорят? — спрашивает Лили, когда я отрываюсь от мобильника.

— Рейс отменен.

— Анди, мне так жаль. Я понимаю, ты хотела скорее увидеть маму. — Она подходит и обнимает меня. — Ну, зато еще несколько дней побудешь с нами. Мы с Джи всегда тебе рады.

Я вымученно улыбаюсь.

— Спасибо, Лили.

Она говорит, что собирается ужинать со студентами, но если я проголодаюсь, на кухне есть хлеб, сыр и ветчина.