Нэнси Хьюстон - Обожание

— Зато меня трогает.

— Почему?

— Мне стыдно. Как будто он твой… твой… не знаю, твой « щедрый папочка».

— Мой «щедрый папочка»? Где ты набрался таких слов?

— Так говорят в школе. Он богатый, а мы бедные, и он дарит нам вещи, которых мы сами никогда не сможем себе купить.

— Не такие уж мы и бедные…

— Но систему точно купить не смогли бы.

— Согласна. Но разве не здорово было слушать дома музыку?

— Здорово… если бы это не был его подарок.

— Но почему ? Прошу тебя, скажи мне почему?

— Потому что он обманщик. Не хочет жить с нами. Хочет только спать с тобой, а потом задаривать нас шикарными подарками.

— Он живет с нами, Франк. Нравится тебе это или нет. В любом случае Космо — моя проблема. У тебя другая проблема: ты не сможешь хвататься за молоток каждый раз, когда столкнешься с чем-то, что тебе не нравится.

Снова наступила тишина. Мальчик прижался к матери, и мне показалось, что я слышу приглушенные рыдания, хотя точно не поручусь. Они еще постояли какое-то время молча, а потом ушли.

Вскоре наступила ночь.

ИОНА

История с музыкальным центром очень плохо подействовала на Космо, ваша честь, когда Эльке все рассказала ему по телефону. Даже много лет спустя она все еще не давала ему покоя. Не из-за денег — они у Космо были, он мог без проблем тут же купить Эльке новый хай-фай, а из-за музыки. Это было как разоблачение, как будто, разбив выбранные Космо диски, Франк угадал его тайную слабость: ты не можешь дарить музыку, потому что в тебе ее нет. Полный абсурд. Франк ничего такого не думал — он просто не способен был на столь тонкие рассуждения, — но Космо именно так это воспринял. На своих спектаклях он проявлял невероятно разносторонние таланты: был писателем, мыслителем, актером, танцором, акробатом и клоуном… но музыкантом не был. Космо знал это, ваша честь, оттого и мучился, и поедал себя поедом.

Во мне он полюбил музыку.

САНДРИНА

Не торопись, Иона, мы до этого еще не дошли.

Я понимаю твое нетерпение, но, если мы не хотим, чтобы судья запутался…

В то время, о котором мы говорим, ваша честь, Ионе было всего четырнадцать лет… Он брал уроки игры на скрипке в музыкальной школе среднего города — Вера смогла отдать сына учиться на отложенные деньги и сама его туда водила два раза в неделю. Она очень гордилась талантом своего мальчика. Иногда, если он проводил у нее целый вечер, она брала его с собой в «Фонтан», чтобы он поиграл перед клиентами. Эльке звонила, и, если у меня не было вызовов, я бежала в бистро послушать Иону. Нечасто выпадает такой праздник! Человек десять-пятнадцать подвыпивших крестьян и среди них — чудным видением — Иона. Вообразите, ваша честь: юноша с гладкой кожей, пожалуй, слишком женственный, удивительно, почти вызывающе красивый — волнистые волосы, огромные черные глаза, нос с горбинкой, высокие скулы, мужественный подбородок, — в бешеном темпе играет «Жаворонка» или «Танец с саблями»… Глядя на его упоенное музыкой лицо, люди начинали тосковать: а испытали ли мы хоть раз в жизни такой восторг ?

Воспользуемся теперь музыкой Ионы и промотаем время вперед. В темном шкафу, на безмолвных бобинах целлулоидной пленки, тикают часы из фильма Хичкока… тик… так… Лед на пруду растаял, расцвели медуницы и фиалки, нарциссы и крокусы приветствуют окончание зимы; умирает президент; на свет появляется мой первый сын Эжен; на яблонях и вишнях набухают влажные бутоны, и тут же расцветают розовые и белые цветы; Эльке в «Фонтане» выслушивает, как негодуют по поводу выборов клиенты, наливает им сливовую водку, думает о Космо и в тысячный раз с тяжелым вздохом вытирает стойку; кандидат, которого поддерживала Вера, проваливается, и она приходит вместе с сыном в бистро, чтобы утопить горе в ликере; Иона достает скрипку и начинает играть «Марсельезу» в ритме похоронного марша, за ней следует импровизация — нечто среднее между беррийским бурре [4] Овернский народный танец или напев. и цыганским танцем; после нескольких стаканчиков, разогрев кровь музыкой, Вера начинает танцевать перед камином; клиенты, не вставая со своих мест, подбадривают ее, хлопают в ладоши; Иона играет исступленно, волосы падают ему на лицо, но это не важно — глаза у него все равно закрыты; он странствует где-то далеко, очень далеко, он погружен в чардаш Монти и венгерские танцы Брамса; он не замечает похотливых взглядов, которыми обмениваются мужчины, глядя, как трясется задница и подпрыгивают груди его уже очень немолодой матери…