Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

Она сидит на большом камне в Афуле, и черная меланхолия, как кровоточащая рана, отзывается болью во всем ее теле. Ни родителей, ни братьев и сестер, ни инструкторов. Она оставлена на произвол судьбы в этой стране, куда стремилась всей душой. Где Лотшин? Давно от нее не приходили письма. Что с ней случилось?

Солнце печет ей голову, жжет кожу. Говорят ей, что ее мировоззрение и душевный настрой не подходят первопроходцу, а у нее нет ничего, кроме Израиля. Она должна обрести силы, ужесточить сердце, насколько возможно, усвоить марксизм, как направление жизни. Она должна забыть все ужасное, что случилось в ее судьбе, и открыть новую страницу. Она жаждет слиться с коллективом, но разум ее, словно острый скальпель, анализирует положения и процессы — духовные, душевные, общественные, — проходящие над всеми и над каждым в отдельности. И тогда разрыв ее с культурой, и отчаяние не дают ей вымолвить слово. Образование и культура — важнейшие элементы человеческой души. Внутренний голос предупреждает ее: если она откажется от этих ценностей, то потеряет свою самостоятельность.

Сидит она на этом камне и смотрит в пустоту. Все же, ей непонятно. Почему молодые сионисты с таким рвением пытаются освободиться от наследия диаспоры? Неужели освоение пустыни зависит от отрицания прошлого, которое как бы и не существовало? Неужели, они обретут душевное равновесие, отбросив прошлое, которое, — как им кажется, или им навязывают их воспитатели, — оскверняет новые общественные идеалы? Неужели стирание накопленной веками культуры и подражание новой псевдокультуре, набирающей силы в анклаве, и есть выход к сложным душевным потребностям в ином культурном климате? И она хочет пустить корни в этой стране, строить ее и себя. Если бы она могла найти это душевное равновесие, отказавшись от собственной идентичности в пользу коллектива, подавив во имя его собственное «я», все было бы по-иному.

Тяжко ей. Первопроходцы стирают из памяти тоску по их родине. Меняют имена, что дает им ощущения рождения заново. Интеллектуалы отказались от свободных профессий и обрабатывают землю. Знакомый ее Генрих поменял имя на Ойна, не закончив учебу на медицинском факультете университета имени Гумбольдта в Берлине. Он завершил образование в 1935 в Гамбургском университете. Недавно вступил в кибуц, работает в цитрусовом хозяйстве около Каркура и Хадеры. Сопровождает врачей в районе Хадеры. Генрих не такой, как Бедольф. Покойный отец Генриха оценил его способности. Если бы она его встретила, попросила у него совета.

Что-то с ней не в порядке на Святой земле. Что здесь происходит с лидерами движения из Берлина? Их самоуничижение перед ветеранами вызывает отторжение. Отказ от собственной идентичности, резкий внутренний душевный переворот, сбивает их с толку. Они просто теряются, ужесточаются. Она это ощутила на собственной шкуре. Каждый раз, когда она пытается сменить кожу, она просто теряет себя. Что с ней будет? Естественные наклонности ее души восстают против навязанных всем принципов, ибо бесчеловечно относиться к личным потребностям с чувством стыда и вины. Нет и нет! Она должна все выдержать и молчать. Руководство право. Кровью и потом будут созданы еврейские поселения для еврейского народа в собственной стране.

Солнце клонится к закату. Она поднимется в последний автобус, идущий в Мишмар Аэмек. Завтра новый день — новая страница жизни.

Но душевные травмы следуют одна за другой. Что общего у нее с Феликсом Бадетом, с которым она исчезла на целую ночь? Ей неприятны непристойные намеки. Она молчит. Не в ее правилах отрицать подозрения. Воспитанники и воспитанницы не поверят, что она, не задумываясь, согласилась на просьбу симпатичного парня только из глубокого сочувствия к его тяжелому душевному разочарованию. Или потому, что у них одинаковое культурное воспитание и сильная тоска по потерянному миру детства? Так что, все же, произошло, поставив из-за них весь кибуц на ноги? Завершился Всеизраильский съезд кибуцного движения в кибуце Мерхавия и многие из участников собрались на автобусной станции в Афуле. Неожиданно к ней обратился член главного руководства движения Ашомер Ацаир из Иерусалима. Парень даже не удосужился ей представиться, ибо в движении его имя было всем известно. На съезде он произнес блестящую речь, и глаза всех участников следили за ним с обожанием.

— Я вижу, что ты умная девушка, — испытывающим взглядом он смерил ее лицо, напряженное от вечных размышлений, — съезд был просто глупым. Мне все это ужасно неприятно. Слушай, пошли пешком в Мишмар Аэмек. Поговорим по дороге.