Ципора Кохави-Рейни - Королева в раковине

Гейнц присаживается на краешек кровати, отпивает из стакана небольшими глотками коньяк. Бертель чувствует, насколько он несчастен.

Изменился берег реки Шпрее, место развлечений берлинских пролетариев в праздничные и воскресные дни. Раньше здесь натягивали зонтики и тенты, играли и наслаждались покоем, плавали в реке, ловили рыбу. Теперь здесь уже не продают воздушные шарики и легкие закуски, не появляются дрессированные обезьянки, собирающие в посуду деньги для шарманщиков, исполняющих любимые публикой мелодии.

Однажды ночью нацисты с факелами в руках захватили берег реки, украсив огнями лодки и превратив саму реку Шпрее в красочное зрелище. Зрители вышли из ближайших домов.

Кто победит — коммунисты или нацисты? Канцлер Фон-Папен считает, что за спиной бесчинствующих коммунистов в Альтоне стоит прусское правительство. С того дня, как в этом городе начались кровавые стычки, в подразделении идут горячие споры о том, распространятся ли эти столкновения на всю Германию, как это случилось и в берлинском рабочем квартале, когда нацисты решили в нем устроить свое шествие. И если так отреагируют пролетарии по всей Германии, это может остановить Гитлера.

Нацисты празднуют на улицах, а в доме Френкелей в это время устраивают танцы. Дед говорит внучкам, что траур не должен мешать течению жизни и поддерживает их. В роскошной гостиной не умолкает веселая музыка. Молодые люди, друзья сестер, собираются в доме. Лотшин замкнулась в себе. Со времени смерти отца она печально слоняется по комнатам, словно несет траур за всех домочадцев. Бертель не отходит от Гейнца, держит дверь своей комнаты открытой, чтобы прислушиваться к его шагам. Когда он возвращается в свою комнату, она заходит к брату и усаживается к нему на колени. Он, молча, склоняет голову ей на плечо, и они подолгу сидят, не двигаясь с места. Она думает, что ее любимый брат тоскует по покойной матери. Ведь только она унаследовала от матери черные волосы и карие глаза.

Осень 1932. В доме неспокойно. Любимая повариха Эмми передала деду письмо от своего брата, работающего охранником на металлургическом комбинате Круппа в Аахене. По мнению ее брата, на этих гигантских предприятиях готовят приход Гитлера к власти. На ближайших выборах нацисты, может, и не победят, но на следующих — победят вне всяких сомнений. И тогда вспыхнет гражданская война, потому что социал-демократы не сдадутся правительству, возглавляемому Гитлером. Эмми сказала деду, что теперь опасно работать у евреев, и она не может позволить мужу, инвалиду войны, который тянет ногу, пережить еще одну войну.

— Сейчас же собирай вещи и покинь наш дом, — прервал ее дед.

В единый миг любимая всеми Эмми превратилась для деда в чуждое существо, предательницу. Он запретил ей заходить в кухню. Его доброе отношение к кухарке сменилось сильнейшим ожесточением. Во время безработицы после мировой войны он поддержал ее семью, обеспечив ее всем необходимым, использовал все свои связи, чтобы устроить ее мужа-инвалида охранником на фабрике. Он бесплатно предоставил им комнату в полуподвале их дома в дорогом районе Вайсензее, чтобы ей было легко рано вставать на работу и вечером возвращаться домой.

Чувствительная Эмми смахнула слезу и уткнула нос в платок, скользнула руками по белому фартуку и, рыдая, вышла из дома. В тот же день сестры Румпель заняли ее место на кухне. Фрида, добрая подруга Эмми, приняла все происшедшее тяжело. Дети были удивлены жестокостью деда. Повариха Эмми, добросердечная женщина, сопровождала их повседневную жизнь многие годы. А дед после объявления об ее увольнении, как ни в чем не бывало, демонстративно уселся в кресло и принялся перелистывать газету в поисках объявлений о молодой поварихе. Затем быстро рассчитал Эмми и, не выражая никаких эмоций, выдал ей солидное выходное пособие.

Грусть охватила дом. Дед был охвачен гневом: что случилось? Служанка уволилась, и домочадцы опустили головы, лица их охвачены скорбью, словно весь мир рухнул?!

— Крысы бегут с корабля! — дед хмурым взглядом вперился в своих внуков, — пусть на улицах вопит сброд, в своем доме я — хозяин.

Взгляд деда гневно сверлил Гейнца, которого он застал погруженным в кресло в кабинете Артура. Внук, нервно ломая свои ухоженные пальцы белоручки, укорял деда за то, что он даже не попытался убедить Эмми остаться. Дед даже не стал обсуждать свое решение. Внук покусился на его достоинство. Раболепствовать перед служанкой?!