Кэтрин Вебб - Наследство

— Эрика!

— Что?

— Я… я обрадовалась, когда ты сказала, что ничего не помнишь. Я и хотела, чтобы ты не вспомнила, что случилось. Ты была совсем маленькой…

— Не настолько маленькой…

— Достаточно маленькой. Ты вообще была ни при чем, твоей вины там нет, надеюсь, это ты понимаешь. Конечно, знаешь. Я хотела, чтобы ты ничего не помнила, потому что мне было стыдно. Не за то, что бросила в него камень, а за то, что побежала. За то, что бросила его там и ничего не рассказала родителям. Не знаю, почему я так сделала. Я не знаю, почему я так сделала! Никогда не знала!

— Это не…

— Решать надо было мгновенно. Именно так я стала это объяснять себе, когда выросла. Мгновенное решение — и после того, как ты его примешь, назад пути нет. Остаться и ответить за свою ошибку, даже такую ужасную, или сбежать и спрятаться? Я убежала. И поплатилась.

— Не казни себя, Бет…

— Есть за что. А ты только последовала за мной. Я была старше, я была лидером. Заговори я тогда, он мог бы жить…

— Он жив, Бет!

— Он мог бы жить нормально! Не стал бы таким несчастным…

— Бет, тут ты неправа. Он жил так, как жил. Теперь этого не вернуть, и умоляю, перестань грызть себя. Ты была ребенком.

— Как подумаю о Мэри, о Клиффорде…

Слезы снова наполняют ее глаза, текут по лицу. Не могу придумать, что ей на это сказать. Клиффорд и Мэри. Их жизнь пострадала куда больше нашей, превратившись в руины. От этой мысли на сердце наваливается свинцовая тяжесть.

Просыпаюсь в облепившей меня тьме задолго до рассвета и неслышно крадусь на кухню. Странное состояние — я страшно устала и одновременно вся наэлектризована. Готовлю кофе, крепкий и обжигающе горячий. Холод от пола леденит мне ноги сквозь носки. Маленькие часы на микроволновке показывают половину восьмого. Тишина в доме, лишь потрескивает древняя система отопления — не сдается, хотя и держится из последних сил. Я достаю вчерашнюю газету, тупо таращусь в нее — и понимаю, что кроссворд мне не решить. Кофеин подстегнул организм, но мысли яснее не стали. Как можно утаить от родителей Генри, что он жив? Как им не сказать? Это невозможно. Но они же захотят знать, как это произошло. Даже Мэри, незлобивая, сломленная, захочет знать, как это произошло. А Клиффорд потребует правосудия. Правосудия в его понимании. Он непременно подаст иск, предъявит обвинение Динсдейлам в похищении, в неоказании своевременной медицинской помощи. Не исключено, что он будет настаивать и на возбуждении дела против Бет и меня, хотя это будет явно сложнее. Не знаю, в чем можно обвинить детей. В нанесении тяжких телесных повреждений? Может быть. В совершении незаконных действий. Не представляю, какие обвинения предъявляют детям. Но я совершенно ясно представляю себе, как он крепко хватает нас троих зубами и трясет, трясет. Ну и как им обо всем рассказать?

Постепенно небо за окном становится светлее. В десять часов появляется Бет, полностью одетая. Она стоит в дверном проеме с сумкой через плечо.

— Ты куда собралась? — спрашиваю я.

— Я… В общем, мне надо ехать. Максвелл собирается привезти Эдди завтра после обеда, а ничего еще не готово, и… и мне же нужно побывать у парикмахера до его приезда. Он пробудет у меня до среды, до начала занятий в школе.

— Ой, верно. Я думала… я думала, нам бы надо поговорить, все обсудить? Насчет Генри?

Она трясет головой:

— Я пока совершенно не готова это обсуждать. Еще нет. Но знаешь… мне стало легче.

— Хорошо, хорошо. Я рада, Бет. Правда, рада. Я только одного хочу, чтобы ты смогла наконец выбросить все это из головы.

— И я этого очень хочу. — Ее голос звучит уже не так мрачно, почти радостно. Улыбается, предвкушая скорый отъезд, крепко сжимает сумку.

— Вот только… не представляю, как нам быть с Клиффордом и Мэри. Сможем ли мы сказать им об этом… — говорю я, и у Бет вытягивается лицо.

Она как и я переваривает услышанное, но отстает от меня на несколько часов. Быстро, нервно Бет облизывает губы.

— Сейчас мне нужно ехать. Но, сказать по совести, Рик, не думаю, что я могу высказывать свое мнение по этому поводу. Я не имею на это права. Да и не хочу иметь. Я уже достаточно ему навредила. И им. Мне кажется, что бы я ни предложила, все будет скверно… — По ее лицу снова пробегает тень.

— Не беспокойся насчет этого, Бет. Я все улажу сама. — Надо же, как уверенно звучит мой голос.

Бет улыбается, прозрачная и прекрасная как крылышки только что вылупившейся бабочки, потом подходит и обнимает меня.