Кэтрин Портер - Корабль дураков

— Ну, это слово мы на море попусту не употребляем. Вот когда корабль идет ко дну, это и вправду бедствие, — наставительно заметил капитан, смягчая суровость своих слов тусклой улыбкой. — Старый морской волк хорошо знает, что такое опасность и бедствие, и не станет принимать всерьез хулиганство каких-то там пассажиров, — продолжал он, предоставляя доктору самому заключить, что за старый морской волк тут подразумевается. — Они просто не умеют надлежащим образом вести себя на корабле…

— Некоторые и на суше тоже не умеют себя вести. Но все же у нас на борту есть несколько вполне порядочных людей.

Капитан чуть не фыркнул, ему как на блюдечке поднесли столь удобный повод посмеяться.

— Буду вам чрезвычайно обязан, если вы мне покажете среди пассажиров хоть одного порядочного человека, — с наслаждением любезно съехидничал он.

Доктор Шуман тоже сделал вид, будто его это забавляет.

— Задача не из легких, — согласился он, — при том, что знакомство наше недолгое, а обстоятельства сложные и непривычные. Почти все показали себя отнюдь не лучшим образом.

На это отвечать было нечего.

— Мне доложили о краже, condesa лишилась своего жемчуга… несчастная женщина! Все-таки я начинаю думать, что ее рассудок не совсем… — И он указательным пальцем коснулся лба.

— Возможно, — коротко сказал доктор Шуман, чтобы сразу покончить с этой темой. — А украден жемчуг или нет, мы не знаем. Condesa сказала, что дети сорвали с нее ожерелье. По словам горничной, которая за ней ухаживала, она в тот день его не надевала. Дети что-то бросили за борт. При этом были двое свидетелей, супруги Лутц, но, к сожалению, их показания не сходятся. Стало быть, ничего не доказано.

Молодой стюард, стоявший поодаль, подошел налить им еще кофе, и капитан предостерегающе поднял руку, призывая к молчанию.

— В таких случаях плохо вот что, — сказал он, когда стюард отошел и уже не мог услышать, — плохо, что человека, всякого человека, не только морского офицера, — прибавил он великодушно, — вовлекают в женские пересуды. Это унизительно. Поневоле чувствуешь себя оскорбленным, когда вынужден заниматься такими вот недостойными мелочами. Мне говорили, что в Санта-Крусе эти испанцы ходили по магазинам и воровали на глазах у многих ваших «порядочных» пассажиров. Так что же, никто из свидетелей не вмешался, даже не попробовал как-то остановить негодяев?

— Некоторые пассажиры, как раз не пассажирки, — подчеркнул доктор Шуман, — сегодня утром в беседе пришли к такому заключению: то, чему они были свидетелями, выглядело сомнительно, и у них возникли весьма серьезные подозрения, однако доказательств нет. Никто не счел своим долгом вмешаться или хотя бы присмотреться повнимательней.

— Весьма благоразумно с их стороны, — сухо сказал капитан. — Скажите, а как ваши раненые? Что-то я не помню фамилию молодца, которого отделали каким-то необычным оружием, то ли сапожным молотком, то ли женской туфлей. — (Тут доктор Шуман подметил в белесых глазах капитана Тиле искорку блудливого любопытства) — Как я подозреваю, у нас и в этом рейсе хватает скоротечных романов, неизбежных разочарований и бурных сцен, — со смаком продолжал капитан. — Так что же, этому молодому человеку лучше?

— Он выживет, и остальные тоже, — сказал доктор Шуман. — Опять-таки возникает вопрос, кто учинил над ним такую варварскую расправу. Сам он уверяет, что это была некая Пастора из испанской труппы. Но один стюард заступается за нее, уверяет, будто она ни в чем не повинна — престранно слышать это в применении к кому-либо из их компании, — а виновата, как он утверждает, некая женщина в маске, поэтому он не мог ее узнать. Больше ему ничего не известно.

— Ну а случай на палубе, когда герра Рибера стукнули по голове?

— Вот это единственный случай, когда все ясно и понятно. Этот Хансен с самого начала плавания проявлял себя как человек вспыльчивый и чудаковатый, со странными взглядами, и по какой-то прихоти он пивной бутылкой ударил Рибера по голове, хотя тот не сделал ему ничего худого, просто танцевал с дамой…

— С дамой… — задумчиво повторил капитан Тиле, и это слово повисло между собеседниками, точно облачко.

— Это всем известно, и, кажется, это единственное, что всем известно, — без запинки продолжал доктор Шуман. — А все остальное просто дрянненькая буря в стакане воды… очень пошлая загадка.

— Condesa — вот кто для меня загадка, — сказал капитан, — Красивая женщина, не следовало ее оставлять одну на острове у дикарей. Какова бы ни была ее вина — не следовало. Ни одна благородная дама не способна нанести в политике такой ущерб, чтобы заслужить столь суровый приговор. Кстати, вы ведь не только ее лечили, но и пользовались ее доверием, так что же именно она сделала?