Джон Брэйн - Жизнь наверху

— Мне нет нужды ничего продумывать.

— Прекрасно. Тогда я спрашиваю тебя в последний раз. Ты хочешь порвать со мной раз и навсегда или ты хочешь иметь возможность навещать детей?

Я заново наполнил бокал.

— Ты не можешь запретить мне навещать их.

— Мы можем прекратить сейчас этот разговор,— сказала она.— Я не требую немедленного ответа.

— Я буду навещать их. Это мое последнее слово.

Она прикусила нижнюю губу.

— Ты всегда поступаешь так, как тебе хочется,— сказала она.— Правда?

— Сейчас — да.

— Итак, ты от меня уходишь, и через некоторое время мы оформим развод. Очевидно, число твоих посещений будет установлено юристами. В суде, не так ли? Но ты мне напишешь, и, я уверена, мы сможем как-то об этом договориться и до суда. Это будет нетрудно, пока идут занятия в школе. Ведь школа совсем рядом с Лондоном.

— А Барбару я могу навещать раз в две недели. Я буду приезжать и брать ее с собой. Так что нам даже не надо будет встречаться. Ты, очевидно, возьмешь няню и сможешь уходить из дому до моего приезда…— Я умолк.— Да не смотри ты на меня так. Я ведь только о тебе забочусь.

— Можешь не утруждать себя, Джо. Но я вижу, ты тщательно все обдумал. Очевидно, вы с Норой все это обсудили. Она не из тех, кто оставляет место для случайностей. Только во все это надо внести одну поправку: тебе придется навещать только Гарри.

Теперь на щеках ее уже не было пятен, а голос перестал дрожать — она разорвала ленточку и сбавила темп, позируя для киноаппаратов и ожидая поздравлений.

— Не понимаю. Почему это? Почему?

— Потому что не станешь же ты навещать чужого ребенка.

— Ты с ума сошла,— с трудом вымолвил я.— Ты с ума сошла.

— Ничуть. Барбара не твоя дочь. Это я знаю точно.

И, обхватив себя руками, словно желая унять озноб, она истерически расхохоталась.

Я схватил ее за плечо.

— Ты шлюха,— выдохнул я.— Грязная шлюха!

Она продолжала хохотать.

— Если ты убьешь меня, то не сможешь жениться на Норе,— сказала она.

Я отпустил ее.

— Да, не стоит пачкаться,— сказал я. И шагнул к двери.

— Неужели тебя даже не интересует, кто ее отец, Джо?

Она еще крепче обхватила себя руками; лицо ее как-то обмякло, а рот словно бы ввалился.

— Мне нет нужды спрашивать об этом,— сказал я.— Ты, должно быть, немало повеселилась втихомолку эти четыре года, когда видела Барбару с этими толсторожими крикуньями. Когда видела ее с сестричками…

— Нет, все было совсем не так,— устало произнесла она.— Все началось опять только в мае. И ничего бы этого не было, если б не ты. Ведь я старалась, право же, старалась любить тебя.— Она умолкла.— А впрочем, нет, не старалась. Мне не надо было стараться. Ведь я любила тебя. Но я старалась, чтобы ты полюбил меня. А ты не мог, потому что в тебе это не заложено.— Она нахмурилась.— Впрочем, объяснять тебе это — все равно что рассказывать слепому о цветах.

— Хорошо,— сказал я.— Ты старалась не быть шлюхой. Четыре года старалась. Даже не четыре, а почти целых пять. Срок более чем достаточный, чтобы блюсти верность мужу, а потом при первом же удобном случае ты вернулась к Марку. Ты примерно себя вела, не так ли? Целых пять лет…

И тут я кое-что вспомнил. На секунду я лишился дара речи.

— Ах ты дрянь,— хрипло произнес я.— Я даже и не представлял себе, какая ты шлюха! Значит, то был не Марк. Неужели ты не можешь мне сказать правду? Кто же он? Кто?

— По-моему, ты сходишь с ума,— сказала она.— Почему же это не Марк?

— Да потому, что он переехал в Уорли всего три года тому назад.

— А ты не помнишь, что я ездила к ним с Сибиллой за год до того, как родилась Барбара, не помнишь? Когда я жила у тети Коры в Хемстеде? Ты не помнишь, как мы тогда поссорились перед моим отъездом? И какие милые вещи ты говорил мне?

— Это уже дело далекого прошлого,— сказал я.

— Да, конечно. Вернее, это было бы делом далекого прошлого, если бы не ты. Он об этом ничего не знает.

— Как это все, должно быть, легко у вас получилось,— сказал я.— Ему, наверное, достаточно было поманить тебя пальцем при первой же встрече. А может быть, он даже и не поманил? Просто повел себя, как пес при виде суки? — И я пояснил свою мысль, не стесняясь в выражениях, но на лице ее читалось по-прежнему лишь отчуждение и ирония.

— Как странно,— заметила она.— Ты говоришь о Марке, как будто я впервые встретилась с ним пять лет тому назад. А я знаю его уже пятнадцать лет. Ты просто ничего не помнишь обо мне, ведь так? Я для тебя лишь вещь, предмет, у меня не может быть даже своих мнений. Хочешь, я расскажу тебе, что эта вещь делала? — Она задыхалась.— Хочешь, расскажу, что эта вещь делала, когда ее чувства были оскорблены? И как часто, и когда это бывало?