— Так мальчик, успокойся, это не страшно. А потом мама купит тебе мороженое.
Но обмануть, подкупить меня мороженым, было попросту невозможно. Я отлично знал все уловки садистов в белых халатах. Я изучил их иезуитскую манеру рассказывать, что это «не больно», а потом втыкать огромные иглы в попу, радостно посмеиваясь от того, что я испытываю жуткие страдания почти несовместимые с жизнью…
Начался новый бой за свободу и независимость. И снова я выстоял и победил. Правда, победа досталась мне дорогой ценой. Я совершил побег из дома на несколько дней и, когда меня нашли с милицией, пообещал, что в следующий раз не вернусь. Я был настроен так решительно тогда, что, и вправду, не вернулся бы, если бы они не передумали. Я уже все продумал — уеду на флот, наймусь юнгой на корабль. Я периодически порывался отправиться на флот, начитавшись книжек о морских приключениях. Ночевать в дни бунта мне пришлось в подвале на трубах — там было тепло, и никто не беспокоил. А лампочка под потолком горела круглые сутки. Правда, ночью меня жутко напугала рыжая кошка. Но и сама она при виде меня испытала не меньший шок, и стрелой метнулась обратно, в крохотное оконце.
Гланды болели долгие годы. Хотя простужался я не чаще остальных мальчишек. Некоторое время я думал, что зря не пошел на операцию. Но потом настали веселые студенческие деньки. Мы с приятелями пили пиво зимой на улице в тридцатиградусный мороз.
Однажды военный с портфелем остановился и некоторое время заворожено глядел, как я лакаю пенный напиток из горлышка, а потом трясу бутылку — и бросаю ее в урну — потому что пиво заледенело, пока я пил.
— Что ж ты делаешь?! — сказал он, укоризненно качая головой. — Колотун же дикий. Ангину подхватишь!
— Не подхвачу, — заявил я уверенно. И снова оказался прав — никакой ангины.
Никому не порекомендую этот способ борьбы с ларингитом, но горло у меня полностью излечилось, и ангины не бывает никогда. В качестве профилактики в самые холода я иногда выпиваю на морозе бутылочку-другую, поминая детских врачей недобрым словом. Иногда мне кажется, медики совсем не разбираются в человеческих организмах, действуя просто и незатейливо — как мясники с тушами — здесь отрежем, это вырвем. Когда-нибудь, уверен, наступят времена, когда нынешнюю медицину признают варварской, а современных врачей будут считать дикарями-экспериментаторами.
* * *
Но вернемся к жившему по соседству мальчику Паше, с которым я играл в шахматы. Наши квартиры находились на одном этаже, напротив. Я жил в тридцать третьей. Он — в тридцать четвертой. Мне было пять лет, я сидел дома, когда в дверь вдруг позвонили. Причем, весьма настойчиво. Я подошел и спросил:
— Кто там?
— Откройте, — попросили из-за двери. — Это из ЖЭК-а.
— Мне мама сказала — никому не открывать, — ответил я.
— Это правильно, — отозвался незнакомец. — Но я ж из ЖЭК-а. Открой, мальчик.
— Не могу, — ответил я. И вспомнил сразу же сказку про волка и семерых козлят. Голос у «сотрудника ЖЭК-а» был грубый и вкрадчивый. Как у опасного хищника.
Он еще некоторое время поуговаривал меня, затем сказал, что придет позже, и ушел — я слышал звук шагов в коридоре…
Я сел смотреть телевизор. А вечером узнал, что незнакомец никуда не ушел. Он только сделал вид, что уходит, а сам вернулся, и позвонил в квартиру напротив. И Паша открыл ему дверь.
Что он делал с Пашей, когда оказался в квартире, я не знаю, конечно — ничего хорошего, но в самом конце моего товарища по шахматам незнакомец с вкрадчивым голосом задушил бельевой веревкой. И скрылся. По-моему, его так и не нашли.
Мучительная смерть Паши повергла меня в такой ужас, что я на долгие годы запомнил: нельзя никому открывать дверь — ни сотрудникам ЖЭК-а, ни сотрудникам милиции, ни даже соседям, потому что их могут взять в заложники — и заставить просить тебя отпереть замок.
Родители проявляли удивительную по нынешним временам беспечность. Я по-прежнему самостоятельно ходил в детский сад. И, возвращаясь из сада домой, проводил многие часы в одиночестве, пока они не приходили с работы. Однажды в магазине мне показалось, что дядька в ондатровой шапке говорит тем же голосом, какой я слышал из-за двери. Я в ужасе убежал домой — и заперся.
В детском саду нам строго-настрого наказали никогда и никуда не ходить с незнакомцами. И не брать у них никакого угощения, если они предлагают. Но все равно нашлась одна девочка, нарушившая это святое правило.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу