Игорь Афонский - Здравствуй – прощай!

— Зачем ты это сделал?

Для спросившего об этом, всё было так очевидно. Детали его просто не интересовали. Человек, с которым он прошёл столько всего вместе, не один год службы, совершает проступок! Старшина в этот момент чем-то напоминал персонаж загнанного беспризорника Коровина из экранизации повести «Кортик», когда его настигли мальчишки на улице и порвали на нём пальто. С заплывшим от побоёв глазом, с перебитыми пальцами рук, он всем своим видом как бы говорил:

— Да тебе не понять!

— Что может быть дороже жизни? Простой и тихой жизни? Когда не надо будет вздрагивать за содеянное зло и насилие! — тихо продолжал он. Другого тут как будто бы прорвало! Он не оправдывался, не пытался что-то доказать, не «переводил стрелки» на дела давно минувших дней. Он просто опустошил себя, всем наболевшим на душе! Поэтому сержанту стало вдруг горько и обидно!

Существовала традиция, когда солдаты помогали собираться на «гражданку», они скидывались каждый небольшой суммой денег или дарили вещи на память. Они оба помнят эти времена. Сейчас всё изменилось, что-то удалось сохранить, но традицию уже никто не поддерживал, все были как-то сами по себе, и каждый сам за себя!

Молодые солдаты с надеждой ждали, когда уйдут старослужащие, редко кто дружил в разных поколениях. «Земляки» — вот определение интересов группы людей!

— Мы все виноваты! Нас ведь учили иначе! Мы давно потеряли своё лицо! Теперь, как будем жить? Чему мы научим «молодых», как воровать друг у друга?

— Тогда сознайся, ради меня!

Но старшина отвернулся, тяжело вздохнул.

Поиски продолжались, были осмотрены все машины, окопы, перелопатили всю казарму, искали тайники, проверяли чужие дипломаты, но результата не было. Тогда Заза пошёл к старшине дивизиона. Прапорщик М — дов брился, он так брился каждое утро и каждый вечер, но синева его щетины рождала сомнение у других в чистоте этого процесса. Сам он любил пользоваться огуречным лосьоном, говорил, что в детстве мальчишки мажутся свежими огурцами, чтобы усы росли гуще. От него так и несло этим нездоровым запахом. Ощупав свои впалые щеки, он внимательно выслушал своего повара и сиплым, когда-то посаженным голосом произнёс:

— Иедим!

Он добился пропуска для себя, в полку взяли машину, там вообще все были для него «земляки»:

— Слу-жай, нужно — на, возьми!

Поехали в «отстойник» аэродрома, куда ночью направился офицер. Добирались через весь город, можно ведь, когда нужно. Там, в вещах отъезжающего, нашли доказательство кражи, всё содержимое дипломата, сам, «старлей» сообщил имена тех, кто передал посылку на Родину. Его борт задержался, только поэтому история закончилась именно так, а не иначе. Вечером эту ситуацию на позиции «разрулили» командир и замполит, они предотвратили дальнейшее насилие и вынесли своё, следующее решение: «Вето!».

Это были два друга, оба выходцы из одной Среднеазиатской Республики, которые закончили в Отаре воинскую учебную подготовку по специальности «механик-водитель». Они оба были одной национальности, но уже не испытывали языкового барьера с другими людьми, так как приобрели хорошие навыки общения в первый год службы. Если им что-то было неясно, то требовали объяснения, не стеснялись этого. На первых порах всем незнакомым им людям казалось, что это своего рода придирка!

— Что ему ещё нужно?

Но, прикинув в уме «2 + 4», всё поставили на свои места. Вот, например, когда Рыба долго и доходчиво «окая», объясняет тонкости русского языка, чем вполне может поставить в большой тупик любого:

— От, берём юда от юда!

— Откуда что берём? — переспрашивают его.

— От, от юда.

Несмотря на внешнее сходство — тёмноволосые, невысокие, они очень отличались темпераментом. Один, назовём его «Звёздочка», как ошибка художника, который изобразил человека со светлой улыбкой, но если улыбка проходила, то оставалась только гримаса злости и недовольства. Он весь как ходячая пружина, на «шарнирах», движения быстры и порывисты. Идёт постоянное заискивание перед своим годом, как будто бы он ищет слабые места человека, чтобы потом по ним больно ударить. Все шуточки старые или пошлого характера, видимо, решив, что если смеются люди один раз, то это смешно будет всегда. К другим, на первых порах, он долго присматривается, потом, уже зная, что можно ожидать от человека, резко меняет линию поведения к нему. Это выглядит так. Сначала звучит просьба — «то сделай, это, пожалуйста», а при появлении кого-то со стороны, вдруг из него вырывается, вырастает «начальник», который с нервным криком, бранью начинает гонять своего напарника. Этот напускной гнев исчезает при выходе постороннего объекта из поля зрения. Такое двуличие коробит, но, смекая понятие «восточной» тонкости, всё равно остаётся недоумение.