К поездному вояжу в столицу и окрест ее я присоединился в последний момент, потому и угодил на верхнюю боковую полку плацкарты. (У жены — нижняя, купе, соседний вагон.) Э, да чего там! Докатим! У меня ведь тоже в Подмосковье не без родственников. Дядька. Двоюродный. В Истре. В прошлом году семьдесят разменял.
В Москву прибыли утром, на Казанский вокзал. Когда и откуда электрички на Сергиев Посад идут, жена давно в телефонном режиме выяснила. Запрятали мы дорожную сумку «мечта оккупанта» и одноосную тележку в камеру хранения, прихватили остатки домашней еды, зонтик да и двинули просвещаться по вечно спешащей столице.
Программу нам за полдня освоить предстояло плотную. Красная площадь и Александровский сад, Московский зоопарк и Третьяковская галерея… И вот, когда на фоне памятника самому Третьякову нас сфотографировала девушка, личиком напоминавшая няню Вику, и мы сосредоточенно оценивали семейный портрет на экране цифрового аппарата, рядом кто-то загадочно произнес:
— Това-арищ старший лейтенант… Или кто вы там теперь, а?..
Я же вовсе майор; правда, с недавних пор — запаса: к сорока семи годам от роду двадцать пять «календарей» выслуги (с учетом очного вуза) набежало. Дальнейшей перспективы тянуть погонную лямку не просматривалось, так что поразмыслил и подал свой последний в армейской структуре рапорт: на увольнение. После нравоучительных бесед на тему «надо бы еще на благо Родины годок-другой потрудиться» перманентно недовольное начальство неохотно подмахнуло бумагу, и вот уже третий месяц, как я безуспешно пытался адаптироваться на «гражданке».
— Это вы мне? — удивленно переспросил я, тщетно вглядываясь в лицо раздобревшего — хоть на мясо сдавай — мужчины лет тридцати пяти — сорока. Начесанные на уши и шею русые волосы, ниточка черных — крашеных? — усиков под острым носом. Почти белая, с едва заметным сероватым отливом, сорочка еле сходится на выпирающем тугом животе. Коричневые наглаженные брюки, в тон им — туфли с длинными острыми носками. Солнцезащитные очки скрывают глаза, а в пухлой ладони с ухоженными ногтями — изящная барсетка. Хм… Когда-то виданное неявно проглядывало сквозь сытость фигуры.
— Ну так как, не признали? — расплылся в довольной улыбке знакомый незнакомец. — А вот я — так сразу.
— Сними очки, — полуприказал я.
— Да без проблем… — И мужчина неспешно, с достоинством размаскировался, явив хитрый взгляд узких водянистых глаз. Несколько секунд я вглядывался в их щелочки — процесс узнавания шел вяло, трудно, а по завершении его торжествующе воскликнул:
— Семыкин!
— Точно! — Мой бывший подчиненный горделиво усмехнулся. — Оно конечно, столько лет откатило…
Уточним: целых двадцать. Призван был в ряды тогда еще Советской Армии, на срочную службу, гражданин Семыкин Виктор Борисович в апреле 1990-го.
К тому времени ваш покорный слуга успел окончить химический факультет Воронежского технологического института, два года повкалывать на Воронежском же шинном заводе сменным мастером, а потом внезапно и решительно проторил дорогу до военкомата: хочу, мол, стать действующим офицером. Но скоро только сказка сказывается. Лишь еще через полгода я наконец впрягся в хомут ваньки-взводного в Школе младших авиационных специалистов (ШМАС), готовившей лаборантов горюче-смазочных материалов и водителей спецмашин для аэродромных рот летных полков.
Процесс врастания в армейскую шкуру давался тяжко. Еще на первом месяце своего офицерства я — сам не нюхавший солдатской службы лейтенант-«пиджак», как порой со злой иронией именуют призванных в Вооруженные Силы выпускников гражданских вузов профессионалы-военные, — задал командиру роты философский вопрос. Представляет ли он город, в котором вообще, совсем никогда не совершается противоправных поступков? И даже улицы все переходят только строго по правилам дорожного движения, а матерного слова ну просто не услышишь. Ротный поскреб затылок и честно признался: таковое в нашей стране ныне и присно будет совершенно нереально.
Тут-то я и ляпнул победно, что добиться идеальной дисциплины в любом отдельно взятом взводе столь же нереально, поскольку это — лишь частный случай, «маленький переулочек» идеального несуществующего города. И к его постройке можно разве что только стремиться, как стремится к оси абсцисс, никогда ее не достигая, один из концов экспоненты.
На сей раз ротный затылка не скреб, а немедленно обложил меня смачной тирадой с активным вкраплением ненормативной лексики. По сути же тирада сводилась к мысли, что «нехрен тут, понимаешь, дешевую демагогию разводить, когда во взводе срочно требуется уставной порядок наводить». Плюс отцовский совет на перспективу: перед старшими заморскими словами не козырять, поскольку «никогда лейтенанту не быть умнее майора».
Читать дальше