Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

Обучались солдаты под моим неусыпным оком нещадно. Ну а кто к концу дневных занятий не в состоянии оказывался без запинки отчеканить очередную статью УГ и КС, обречен был на дополнительную — вечернюю, за счет личного времени — зубрежку. А то и продолжал ее час-полтора после отбоя. Последнее действо официально запрещалось, однако практиковалось в любой роте. К слову: проверяющие на такое нарушение распорядка дня обычно смотрели сквозь пальцы. Особенно если нештатными занятиями руководил сам командир взвода, в итоге попадавший к родному очагу за полночь.

И вот однажды, завершив очередной сеанс «послеотбойной» учебы, собрался я было восвояси. Тут-то ко мне и подошел Семыкин — тощий лопоухий солдат, на котором даже только что выглаженное обмундирование смотрелось мятым, — откозырял и попросил разрешения обратиться.

— Пожалуйста.

— Това-арищ старший лейтенант, — заунывно затянул рядовой, уже доставший меня своей дырявой памятью и нежеланием хоть немного ее поднапрячь. — А давайте вы меня в караул не будете ста-авить — вы же видите, я ничего запомнить не могу-у-у. Лучше в кухонный наряд, в хлеборезочную-у…

Вместе с последним словом в безразличном взгляде рядового мелькнула искорка материальной заинтересованности.

— Не выйдет! — сразу отрезал я. — Губенки даже и не раскатывай.

— Ну почему-у-у?

— Потому что, товарищ рядовой, армия хитроделаных не любит! Это что же: пока вместо тебя кто-то на боевом посту должен караульную службу тащить, ты в тепле да уюте бутербродами с маслицем хочешь обжираться да сахарком загрызать? А задница не слипнется?

— Ну зачем вы та-ак, товарищ старший лейтена-ант? Я же все равно чего-нибудь в карауле забу-уду…

— А вот чтоб не забыл, мы тебе загодя поможем. Сержант Бережной! — окликнул я своего заместителя. — Этому «забывчивому», чтоб ему служба медом не казалась, еще полчасика дополнительных занятий! Проконтролируй! Запомни, Семыкин, в армии один закон: не можешь — научим, не хочешь — заставим! А если до тупой головы это сразу не доходит, то допрет через руки. Или через ужатие сна. Вперед, укреплять память!

Лопоухий проситель, сгорбившись, удалился походкой ведомого на плаху.

— Он и ко мне насчет хлеборезочной тоже подкатывался, — проинформировал Бережной.

— Что ж ты мне сразу не доложил? — слегка пожурил я зама.

— Да чего вас по пустякам беспокоить? — искренне удивился сержант. — Я его сам уважил — два часа в поте лица унитазы драил. Думал, это чмо все поняло, а выходит ошибся… Ладненько, ничего, это мы живо поправим…

— Только палку не перегни, — предупредил я и наконец поспешил домой.

…Дырявую память хитроделаного рядового мы с сержантом, по мере сил и возможностей, за последующие несколько суток подлатали. Хотя не более чем с удовлетворительными результатами. Впрочем, в состав второго внутреннего караула, несшего службу на автодроме, Семыкина все же включили. В воскресенье наш взвод в полном составе принял Военную присягу, и уже на следующие сутки подошло время заступления моих подчиненных на первое боевое дежурство.

В тот день, сразу после завтрака, взвод завершал теоретическую подготовку к наряду. Проверялись знание многочисленных статей УГ и КС, а также табелей постам, моделировались нештатные ситуации, кои могли бы возникнуть во время непосредственного несения службы. Свои наставления рьяно озвучили командир роты и замполит подразделения, и даже комбат в учебном классе ненадолго появился, менторскую речугу толкнул, еще и с причмокиваниями, — имеет быть у него такая привычка. Что ж, серьезных претензий к подготовке моих подчиненных у начальства не возникло. И в двенадцать тридцать отправился я домой, на короткий отдых. Дабы ровно через три часа, переодетый в бриджи и хромовые сапоги, затянутый в портупею и с личным оружием в кобуре, прибыть в караульный городок, где перед нарядом солдаты обязаны были потренироваться в практических приемах с оружием.

Тут-то меня и подстерег неприятный сюрприз. Да какой!

— А ты знаешь, что у тебя во взводе. ЧП? Самовольная отлучка! — огорошил меня дежурный по части, когда я через окошечко оружейки получал штатный пистолет Макарова и шестнадцать патронов к нему.

— Кто? — напряженно вопросил я.

— Какой-то Семыкин… — сообщил дежурный, сверившись со своей рабочей тетрадью.

— Понял… — тоскливо кивнул я и принялся сосредоточенно заряжать магазины к «пээму». Вот уж не было печали!