Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

Согласно графику нарядов, ВрИО главного «пропагандиста» вскоре вновь заступил на дежурство по номеру. Пока он вычитывал полосы, внося в них свою и редакторскую правки, Федоров корпел над новым материалом. К восьми вечера, когда в редакции, кроме него и Альмина, никого из офицеров уже не оставалось, майор отнес подписанную последнюю полосу в типографию и собрался домой. Но тут капитан неожиданно вышел из-за стола и ключом запер изнутри дверь кабинета. Альмин, оставив в покое шинель, выжидательно застыл возле вешалки.

— Ты… чего? — насторожился он.

— Разве не догадываешься? — с усмешкой просветил его Федоров. — Пора по счетам платить. За «принципиальность». Я ведь тебе обещал, что морду набью, а ты не вник, ходил по всем отделам и опять мне на голову ср…л.

— Ты со мной не справишься! — сорвавшись на фальцет, заявил майор и на всякий случай переместился за свой рабочий стол. — А за рукоприкладство под трибунал пойдешь!

— Так свидетелей нет, — уже без улыбки возразил капитан. — Мои показания против твоих будут, а презумпция невиновности сомнение всегда толкует в пользу ответчика.

— Я… я кричать буду! — с надрывом предупредил Альмин.

— Еще успеешь, пока лучше послушай. — И Федоров присел на край своего стола. — Не столь давно был я в командировке в (офицер назвал краевой центр, входящий в ЮжВО). Там, помимо других частей, ракетная бригада ПВО стоит. Вот ее замполит у меня и выспрашивал: какой это такой Альмин в газете служит? Не тот ли, что тогда-то ракетное училище оканчивал, да как имя-отчество, да не маленького ли роста? Когда же все сошлось, сказал, что учились вы вместе и ты на курсе носил прозвище Павлик Морозов, потому как всех ежедневно закладывал, и замучились тебе «темные» устраивать, да все без толку…

— Врет он все! — даже не уточняя фамилии замполита, тут же отперся майор. — Давай открывай, иначе…

— Что «иначе»? — переспросил капитан и, встав со стола, принялся не спеша снимать китель и галстук. — Ори громче — может, вахтерша и услышит. Хотя с первого-то этажа до третьего, да через четыре двери, да при подглуховатости… Ты уж лучше защищайся. Мужик ведь вроде, твою мать…

С этими словами Федоров резким движением ухватил собрата по отделу за отвороты кителя и сильно дернул на себя.

— А-ай! — И Альмин распластался животом на столе.

Следующим движением капитан подтянул майора ближе к себе, так, что ноги старшего офицера оторвались от пола. Пригнув Альмину голову, Федоров зажал его шею меж ног и вынул из брюк ремень.

— Тебя бить — только руки марать. Но высечь за подлость край надо. — И сложил ремень вдвое.

Порка сопровождалась грязной руганью и угрозами со стороны наказуемого. Альмин щипался и пытался оцарапать ноги Федорову, приглушенно вскрикивал: «Убью-у-у!» — и все добавлял экспрессивные словосочетания. Младший офицер во время экзекуции не произнес ничего, только в такт ударам с оттягом смачно хэкал.

Преизрядно исполосовав Альмину задницу, капитан наконец отпустил майора, который тут же, обежав стол, кинулся на обидчика с кулаками.

— Н-на! — встретил его Федоров сильным ударом ботинка в пах.

— У-у-у… — взвыл Альмин, складываясь пополам, и боком завалился на пол, прижимая ладони к ушибленному месту.

— Отдыхай пока, — подвел итог экзекуции Федоров. — Заодно и о жизни поразмышляй. Кто-то ведь и пришибить может за подлость.

— Все равно ты сядешь! — всхлипнув, пообещал с пола Альмин.

— Дурак! Хоть капля ума есть — промолчишь в тряпочку. А впрочем…

Капитан обреченно махнул рукой и стал надевать китель.

ВрИО главного «пропагандиста» совету не внял: на следующий же день настрочил заявление в военную прокуратуру и рапорт на имя редактора. Эти документы позднее подкрепил копиями акта судмедэкспертизы…

Как ни старался полковник Чаров замять скандальный случай, ЧП получило широчайшую огласку в штабе округа и даже докатилось до Министерства обороны. Над выпоротым майором откровенно потешались; Федорова, не отрицавшего факта «ремнеприкладства», пугали тюрьмой, а у редактора с издевкой выспрашивали про «новые методы воспитания подчиненных», которые творческий спор решают столь нетривиально.

Ну, просто набей Федоров Альмину морду — скажем, по пьяному делу не поделив бабу или сто граммов на посошок, никто бы особо не удивился: что ж, дело житейское. Нет, наказали бы, конечно, и не слабо, но… Но — младшему офицеру высечь ремнем старшего, как нашкодившего пацана? По-озвольте, это уже нонсенс, а где его корни?