Федор Ошевнев - Чертова дюжина ножей +2 в спину российской армии

На душе стало до омерзения противно, захотелось стереть с губ жаркие поцелуи Надежды, смыть ее трепетные прикосновения к телу, вернуться на несколько часов в прошлое и закрыть сейф в канцелярии, не вынимая из его недр Ильфа и Петрова. И хотя Кольский весь оставшийся до роты путь продолжал убеждать себя, что все произошло вовсе не по его вине, а по обстоятельствам, гадливое чувство — смесь стыда и презрения к себе — не покидало его.

«В конце концов, сам виноват: соображать надо, о чем просишь», — теперь со злобой и без жалости подумал он о друге, переступая знакомый порог КПП. Об Ашоте и Аршаке он так и не вспомнил.

Придя в роту, капитан первым делом подстраховался: позвонил соседу, пенсионеру-отставнику, извинился и попросил, несмотря на поздний час, предупредить жену, что он, Кольский, по служебной необходимости сегодня заночует в подразделении. Потом долго стоял под прохладным душем…

Насколько справедлива поговорка: мужчина изменяет головой, а женщина — сердцем? Все ли человеки сильного пола быстро забывают о своих супружеских грехах? Судить трудно. Кольский, например, четвертую Божью заповедь — «не прелюбодействуй», повторимся, нарушал уже не раз, но теперь это произошло вкупе с поруганием десятой заповеди — «не пожелай жены ближнего твоего». Он — возжелал, и потому, проснувшись утром в ротной канцелярии, еще продолжал размышлять, как теперь будет строить отношения с сослуживцем и смотреть ему в глаза.

О своей собственной супруге и ее глазах капитан почему-то особо и не задумывался. Наверное, потому, что позднее посмотрел — забегал позавтракать — и ничего, все оказалось в норме.

Время, время… Иногда даже и по людским меркам сравнительно небольшое, оно круто меняет жизнь. Недели через две после «возвращения книги» жене сослуживца Кольский совсем по-иному воспринимал свое предательство — измену другу. Более того, теперь он почти гордился своим поступком, подумывая: а не зайти ли к любвеобильной женщине еще раз? Правда, благоразумие пока удерживало офицера от практических шагов. И тем не менее неординарное для Кольского событие — по жизни он не был и даже не стремился на словах прослыть донжуаном, довольствуясь адюльтером при случае, — продолжало переполнять его мысли и рвалось к голосовым связкам.

Сорвался капитан в преподавательской учебного корпуса, где в тот час сидели — кто за планом занятий, кто за конспектом — несколько офицеров. Войдя в заставленную письменными столами комнату, Кольский о чем-то заговорил с замкомандира соседней роты и, прямо сказать, вовсе неожиданно для себя, поглаживая ус, вдруг произнес:

— Да, кстати. Недавно трахнул жену офицера из нашей части. Это очень положительный факт! — И почувствовал явное превосходство над всеми присутствующими.

Эх-х! Слово — не воробей…

Через полчаса слышавший хвастливое заявление ветеран-взводный Жарков проболтался о нем (правда, без злых намерений) замполиту роты, где проходили службу и сам «уже капитан», и Кольский, и Репнин. А вот замполит с этой информацией отправился прямиком в кабинет начальника политотдела учебного полка.

Информация немедленно вызвала у подполковника Холодова соответствующие размышления. Он был достаточно неглупым человеком: несколько лет назад, прибыв на должность пропагандиста соединения, изловчился так подсидеть непосредственного начальника (сумел дознаться: тот еще во время Великой Отечественной с месяц пробыл в штрафбате и успешно скрыл затем этот кусок жизни для анкет), что его с треском выгнали на пенсию — с минимальной выслугой лет. Холодов же, «ратовавший за правду», моментально вознесся со своего стула до второго по значимости кресла в воинской части.

Посему главный политический стратег учполка, давно мнивший себя полубогом для подчиненных, оперативно и с большой вероятностью вычислил искомую фамилию офицера-рогоносца. А в амбарной книге с черным переплетом, где Холодов для каждого офицера и прапорщика части отводил несколько страниц под запись об их негативных поступках, под фамилией Кольского появились следующие фразы:

«30.06.80. В преподавательской во всеуслышание декларировал свое моральное разложение. Задействована (со слов) супруга другого офицера. Проверить по всем каналам, подключить женсовет».

Всех каналов, по которым к Холодову стекалась информация, мы не знаем. Однако есть правдивое предположение, что он сумел удачно внедрить Надежде Репниной в подруги своего человека из состава женсовета части. А женский язык болтлив никак не меньше мужского. Иначе чем объяснить уверенность Холодова в нужном исходе политотдельской авантюры? Через солдата-посыльного подполковник вызвал жену обманутого офицера в кабинет и там в присутствии упомянутого замполита роты показал ей якобы написанное Кольским собственноручно признание-раскаяние в адюльтере.