Эндрю Шон Грир: Невозможные жизни Греты Уэллс

Все давали советы. «Попробуй иглоукалывание», – говорили мне, когда я пыталась встряхнуться при помощи вечеринки. Попробуй точечный массаж. Попробуй йогу, попробуй бег, попробуй травку. Попробуй овес, попробуй отруби, попробуй очистить кишечник. Откажись от сигарет, от молочных продуктов, от мяса. Откажись от выпивки, от телевизора, от своего эгоцентризма. Психиатр, к которому я наконец обратилась, – доктор Джиллио – вел со мной бесконечные беседы о моих покойных родителях, о моих детских воспоминаниях, о рыжих собачках, что резвились на солнечной лужайке с моим братом, и обнаружил у меня обычные проблемы обычного человека. Так ли уж это плохо, спросила я, печалиться оттого, что происходят печальные события? «Появилось множество новых антидепрессантов, – последовал ответ. – И мы их испробуем». Я испробовала их все, от амбивалона до зимелидина. Но и препараты не избавили меня от всегдашнего ночного кошмара: в дверь стучат, я отворяю, на пороге стоит Феликс со своими нелепыми усами и хочет войти, а я говорю, что ему входить нельзя. «Почему?» – спрашивает он. И я отвечала ему каждую ночь: «Ты умер, вот почему».

Рут трет мне виски, целует меня в лоб:

– Ну-ну, дорогая. Это пройдет. Это пройдет. – И, как всегда, добавляет бесполезные слова: – Я думаю, тебе нужен любовник.

Истинную грусть изловить почти невозможно: это глубоководное существо, которое никогда не попадается на глаза. Я говорю, что помню, как грустила, но на самом деле помню только, как лежащая в постели особа – внутри которой находилась я – по утрам не могла проснуться, не могла пойти на работу, не могла даже делать то, что ее спасло бы, а вместо этого делала только то, что ей вредило: пила, курила запрещенные сигареты и проводила бесконечные часы в беспросветном одиночестве. Я хотела бы отстраниться от этой особы и сказать: «О, это была не я». Но это была я, которая глядела в стену и жаждала всю ее разрисовать, не имея для этого достаточно воли. Воли не было даже для самоубийства. Я сидела в своей комнате и смотрела через окно на Патчин-плейс, на постепенно желтевшие осенние клены.

По соседству наблюдалось оживление: все уже готовились к Хеллоуину. Витрины заполнились обнаженными фавнами с серебряной росписью, большими светящимися марионетками, скелетами и ведьмами всех видов. У ворот Патчин-плейс выстроились выдолбленные тыквы, и я понимала, что моя голова хорошо вписалась бы в этот ряд. Улицы были пустынны. Каждым утром мне казалось, что я еду на работу по пустынному городу. Каждым вечером при моем возвращении сумерки становились чуть гуще; все цвета на улице переходили в синий, а с запада струился ярко-лавандовый свет заката над Гудзоном. Он заливал все небо, на фоне которого вырисовывались черные зубчатые силуэты домов-башен. Вот так я жила. Стояла осень 1985 года. До чего я хотела бы жить в любое другое время – только не в это. Похоже, оно было про`клятым, наполненным печалью и смертью.

Я отчетливо слышала, как брат спрашивает меня из могилы: «Неужели именно такой женщиной ты мечтала стать?» Да и было ли «это» женщиной?

И вот однажды мой добрый старый доктор Джиллио сказал, постукивая карандашом по блокноту:

– Мы можем попробовать еще кое-что.

Кабинет врача обманул мои ожидания. Я думала – возможно, из-за Хеллоуина, – что он будет напоминать вырубленную в скале лабораторию доктора Франкенштейна. Вместо этого я увидела обычное здание из бурого песчаника. На другом конце двора стоял дом, который я помнила как старую гимназию; теперь он стал частью медицинского центра, и во дворе курили медсестры. Несколько минут я просидела в клетчатом кресле напротив старушки в ярко-зеленой шали, державшей на коленях корзинку для вязания, а затем меня вызвали к доктору Черлетти. Табличка на двери гласила: ЧЕРЛЕТТИ, ЭЛЕКТРОСУДОРОЖНАЯ ТЕРАПИЯ.

– Мисс Уэллс, вижу, вас ко мне направил доктор Джиллио. Это так? – спросил невысокий лысый человек с мягким выражением лица. На нем были большие очки в полуоправе.

– Да, доктор. – Я оглядела комнату в поисках устройства, которым меня будут лечить.

– Он провел предварительное обследование?

– У меня депрессия, – ответила я. – Мы пробовали таблетки, но они, кажется, не помогли.

– Именно поэтому вы здесь, мисс Уэллс.

Доктор Черлетти посмотрел в свои записи:

– Вы не будете возражать, если я задам несколько вопросов?

– Можно мне сначала задать свои? Я ужасно боюсь электрошока…

– Теперь это называется электросудорожной терапией. Уверен, что доктор Джиллио все внимательно проверил. Нет оснований предполагать, что у вас имеются повреждения головного мозга.