Эндрю Шон Грир - Невозможные жизни Греты Уэллс

Я поправляла салфетки на креслах, облизывала палец, чтобы стереть пятно с лица протестующе глядевшего Фи, смотрела, как он устраивает на ковре гонки двух ботинок – своего и моего, прикасалась к тому и сему. Как придать устойчивость вещам перед землетрясением? Никто не знает. Даже я не знала, ибо предстояло еще одно землетрясение, непредвиденное для меня.

Наступил вечер, и миссис Грин, приготовив очередной куриный пирог в горшочке, собирала свои вещи перед уходом (с тех пор как я впервые ее увидела, она связала не меньше пяти свитеров, все для армии и все отвратительного зеленого цвета). В это время позвонил Натан и сообщил, что снова задерживается в клинике.

– Ой, какая досада, – сказала я, повесила трубку, а затем, наматывая шнур на палец, повернулась к миссис Грин и спросила, не может ли она остаться еще на часок. Я хотела сделать Натану сюрприз и принести ему ужин. Клиника была близко, сразу за углом, это не отняло бы у меня много времени и труда.

– Осмелюсь посоветовать, мадам… – начала она, как всегда. – Будет лучше, если мистер Михельсон поужинает сам.

Я помотала головой, полагая, что она ничего не смыслит в любовных отношениях.

По пути я всматривалась в странный мир, к которому начинала привыкать, – мир на грани войны. В противовес миру 1918 года, где лихорадка внезапно отступила, пациент встал на ноги и смерть была навсегда изгнана, здесь улицы кишели людьми, не знавшими, что завтра начнется война. В витрине булочной красовалась рукописная листовка: «У Америки свой путь!», – а за углом, в магазине бытовой техники, – плакат: «Вестингауз [24] «Вестингауз электрик» – американская электротехническая компания. : Э значит ЭЛИТА! Служит флоту, готов сражаться!» Похоже, путей было два: один вел к войне, другой – к мирной жизни. Этот мир пытался пойти сразу по обоим, наподобие невесты, которая готовится к двум свадьбам сразу – в зависимости от того, кто первым сделает предложение. Одна я знала, кто сделает предложение этой невесте: смерть. Везде попадались юноши в военной форме; девицы в кафе, хихикая, восхищались ими. Как быстро они забыли прежние страдания! Их отцы и деды стали калеками, а их матери и бабушки оплакивали сыновей и братьев. Но они все равно сидели у витрин, потягивая молочные коктейли, – как девушки прошлого, должно быть, наблюдали за легионами, проходившими мимо них по римской дороге. И точно так же они махали руками, хихикали, вздыхали от восторга. Раньше я думала о том, где найти Кассандру, которая их оповестит. Но этой Кассандрой была я сама.

– Он ушел час назад, как всегда, миссис Михельсон, – сказал мне медбрат в регистратуре. – Разве он не позвонил вам?

Я стояла, рассматривая горшок с белыми цветами рядом с его пухлой левой рукой. Жесткие зеленые стебли, яркие маленькие лепестки, уже подсыхавшие по краям. Я наклонилась вперед, но запаха не уловила. Снова услышав свое имя, я плотнее запахнула пальто, потом взяла горшочек с ужином. Да, сказала я, да, муж мне звонил, простите за беспокойство. Я вышла и выбросила ужин в мусорное ведро: у меня слишком дрожали руки, чтобы нести его обратно.

– Где он? – напустилась я на миссис Грин.

Она стояла на кухне, в простом длинном платье розового цвета, скрестив руки и плотно сжав губы, словно боялась проговориться. Чайник стоял на синем кольце газа. Сын уже лег. Она снова и снова показывала глазами на закрытую дверь в его комнату: мальчик спал чутко. Но пока я кричала, она не проронила ни слова.

– Вы точно знаете, где он. Я уверена. Вы с ним в сговоре.

– Миссис Михельсон, – сказала она спокойно. – Позвольте дать вам дружеский совет…

– Вы мне не друг! Вы скрываете от меня правду, выгораживаете его!

– Нет, мадам, – сказала она, сцепив перед собой руки наподобие застежки от сумки.

– Это так! – орала я.

Сквозь тонкие кухонные шторы я увидела, что у соседей в окне зажегся свет. Миссис Грин, должно быть, тоже это заметила, но не сдвинулась ни на дюйм, не расплела рук. Она стояла, освещенная этим новым светом, и глядела на меня так, словно знала: сказанное ею сейчас изменит навсегда нас обеих, не только меня. Женщинам надо следить за тем, что они говорят друг другу. Мы – это почти все, что у нас есть.

Миссис Грин стояла, тщательно подбирая слова.

– Нет, мадам, – проговорила она медленно, не отрывая от меня взгляда. – Я только хочу защитить вас.

На огне задребезжал чайник, и она скосила глаза в ту сторону.

– Скажите, где он.

Она вновь перевела на меня взгляд и сказала тихо: