Эндрю Шон Грир - Невозможные жизни Греты Уэллс

– Я так рада встрече с вами, Алан, – сказала я. – Вы, кажется, уже стали лучшими друзьями.

Они не знали, что ответить, но, к счастью, в этот миг принесли еду. Оба улыбались в свои тарелки, словно читали там что-то очень приятное.

И только в самом конце, когда мы с Феликсом ждали такси (Алан уже дошел до конца квартала), я собралась с духом и сказала:

– Алан, мне кажется, просто замечательный.

Феликс тепло улыбнулся:

– Я знал, что он тебе понравится.

Швейцар открыл дверцу такси, и мы на мгновение застыли на грани разговора. Над нами кружились какие-то птицы – скворцы? Раздался визг шин, и женщина в ярко-зеленой шали отскочила назад, крича и скандаля, но мы не смотрели в ее сторону. Приоткрыв губы, мы смотрели друг на друга. Как это высказать? Фразы кружились у нас в головах, точно скворцы, точно ласточки. Как же сказать это? Можно начать так: « Хочу, чтобы ты знал». Или: «Я все понимаю». Мы смотрели друг на друга. Женщина кричала, таксист тоже.

– Феликс…

– Потом, – сказал он и скользнул в салон.

Захлопнулась дверца, раздался свисток швейцара, и Феликс снова стал удаляться от меня по Пятой авеню. К глазам подступили слезы, я отвернулась. Здесь он был жив и жил беззаботно, легко, со всеми мелкими проблемами и заботами, какие бывают у живых. Жена, ребенок, любовник – вот такие заботы. Но он снова ушел, и снова на меня нахлынуло это чувство. Ни он, ни Натан, ни малыш Фи не знали, что мое долгое пребывание здесь заканчивается: до процедуры оставалось несколько часов. Сегодня я уеду на такси. Завтра я окажусь дома. Маленькая смерть: так я стану воспринимать это каждый раз. Я была не путешественницей – скорее мухой-поденкой, живущей день или неделю, а затем погибающей, чтобы снова перевоплотиться в саму себя, снова биться у сетчатой двери. Две процедуры позади. Впереди еще двадцать три.

Вскоре я узнала, чем процедура в этом мире отличается от двух других. Придя домой, я обнаружила, что мой сын играет с миссис Грин в какую-то шведскую игру: он должен был прятаться за диван, пока она вяжет на кушетке. Я была еще начинающей матерью, не могла протестовать, и поднятые брови Грин (она вязала беспрестанно, как паук плетет паутину) заставили меня промолчать. Голова Фи подскочила вверх, словно у марионетки; он закатил глаза и механически улыбнулся, прежде чем покинуть свое убежище и обнять мои колени:

– Мама, миссис Грин рассказала о женщине-призраке, которая жила здесь. Ты знаешь о ней? Знаешь, что по ночам она штопает в коридоре носки? Можно я сегодня вечером останусь и посмотрю на нее, мама? Можно?

Старая дева как ни в чем не бывало постукивала спицами, плетя свою паутину, брови оставались приподнятыми: кто я такая, чтобы спорить с ней? Возможно, этим призраком была я сама – мерцающий отблеск женщины, что скользит во сне между мирами.

– Маме нужно вздремнуть, дорогой. Потом я схожу с тобой в парк.

– Пойдем сейчас! Я целый день сидел дома!

– Подожди минутку, мне надо переодеться.

– Мадам, – раздался голос миссис Грин, и я повернулась к ней, держа в руке шляпку. Глаза ее что-то скрывали, но что именно? – Может быть, вы забыли, – мягко сказала она. – Врач ждет у вас в спальне. Медицинская сестра тоже там.

– Да, конечно.

Я остановилась на мгновение, ощущая тяжесть шляпы в руке, грубую фактуру ее ткани. Меня раздражал отчетливый звук, раздававшийся, когда маленькие перышки на шляпе задевали платье. Взгляд мой заметался по комнате, как птица в поисках окна. Но ничего не поделаешь: надо было идти в спальню, и я сказала единственно возможное:

– Спасибо, миссис Грин.

И зачем только она выдумала безумную женщину, бродящую по коридорам?

Они ждали меня там и прекратили разговор, как только я вошла в комнату со всем возможным достоинством. Лысый доктор Черлетти профессионально улыбнулся и кивнул; он был в темно-синем костюме и серебристых очках и вел себя несколько скромнее по сравнению со своей позднейшей версией.

– А вот и миссис Михельсон. Здравствуйте.

Ни он, ни медсестра не облачились в белые халаты (медсестра оказалась та же самая, только с волосами другого оттенка, осветленными жидкостью из другой бутылки). Оба были в обычной одежде – как я узнала позже, в знак уважения к мужу. Это же касалось выполнения процедуры на дому: обычно она проводилась в больнице. Оглянувшись, я увидела, что кварцевую лампу перекатили через комнату и установили рядом с моей кроватью, разобранной до простыни. Машина была подключена к розетке в стене.