Алексей Котов - У ангела болели зубы - лирическая проза

Когда мимо телеги проходила молодая, розовощекая женщина с ведром огурцов, черт Конфеткин громко и цинично расхохотался. Женщина испуганно вскрикнула, бросила ведро и убежала.

— Опять ни черта не делаешь, да?!.. — крикнул ей вслед Конфеткин.

Восклицанию черта ответил повторный и уже далекий женский вопль.

После обеда к телеге подошли два человека в одинаковых одеждах. Более молодой принялся рассматривать копыта Конфеткина, а тот, что постарше и с бородой, обломок рога на его голове.

— Что скажете, профессор? — наконец спросил тот, что помоложе.

— Похоже, действительно беглец, — без выражения ответил тот, что постарше. — Рог был надтреснут. Значит, его выкручивали еще там…

— Где там? — удивился молодой.

— Мне стыдно за вас, коллега! — снисходительно улыбнулся бородач. — Там, понимаете?..

Молодой замер с открытым ртом.

— В общем, все будет зависеть от мнения Великого Магистра, коллега, — продолжил бородач.

Он нагнулся и поднял с земли огурец. Вытерев овощ об одежду, бородач с хрустом надкусил его.

— Но Магистр молчит, профессор! — вдруг явно загоревшись, сказал молодой. — Я откровенно не понимаю, почему и в данном вопросе он не хочет мешать нам своим авторитетом…

— Почему нам? — перебил профессором с огурцом. — А про господина Панцирблата вы забыли?

Молодой человек снова замер, а его горячность, неизвестно откуда взявшаяся, так же и делась неизвестно куда. Он опустил глаза и принялся смущенно изучать потертую брусчатку.

— Огурчика не хотите, коллега? — возобновив усмешку на добродушном лице, спросил профессор.

Молодой человек наконец заметил рассыпанные огурцы и его едва не стошнило.

Он с трудом сглотнул комок в горле и выдавил:

— Спасибо, профессор…

Сзади громко закричал невидимый, мальчишечий голос:

— Господин главный Чертомучитель идет!.. Господин главный Чертомучитель!..

Огромный, полуголый человек в кожаном фартуке возник на маленькой площади казалось ниоткуда. По крайней мере, молодой человек возле телеги мог поручиться, что он не слышал, как скрипнула дверь канцелярии Магистра. У великана в фартуке было полное, какое-то неживое лицо, а заплывшие глаза подпирали снизу плоские, монгольские щеки.

— Господин главный Чертомучитель!

Молодой человек посторонился в сторону от телеги. Его пожилой коллега сделал то же самое, но умнее и тоньше — он перешел на другую сторону. То есть на ту, что была за повозкой.

Гигант в фартуке бросил презрительный взгляд на молодого ученого и сипло спросил:

— Ты что тут?

— Что?.. — испуганно переспросил молодой человек.

Господин главный Чертомучитель, казалось, удивился даже такому невинному восклицанию. Он остановился и принялся рассматривать лицо ученого. Молодой человек попятился еще дальше. Под его ногой хрустнул огурец. Потом еще один…

Громко и весело взвизгнул черт Конфеткин:

— Слышь, лысый, привет своей беременной племяннице от меня передай!

Гигант медленно, всем телом, стал разворачиваться к черту.

«Он его убьет сейчас!..» — с ужасом подумал молодой ученый.

Конфеткин радостно загоготал.

— Ну, что ты на меня вылупился, чудо пузатое?!.. Развратничаем, значит, без учета мнения Великого Магистра?

Гигант наконец закончил грузное движение и замер. Тусклые глазки принялись рассматривать черта.

— Что вылупился?.. — спросил Конфеткин.

Гигант почесал кончик носа.

— Что?.. — уже буквально расплываясь в благодушной усмешке, повторил Конфеткин. — Что тебе непонятно, зараза ты немытая?

Взгляд молодого ученого, обращенный на черта, стал благодарным. А его пожилой коллега опустил вдруг озорно сверкнувшие глаза. Со стороны могло показаться, что профессора заинтересовали раздавленные на брусчатке огурцы.

Могучие руки палача ловко вдернули черта из телеги и взвалили его на волосатое, квадратное плечо.

— Па-а-ма-а-а-ги-ите-е-е!!.. — сквозь смех звонко заверещал Конфеткин. — Братцы, родненькие, я же не хочу быть чертом!.. Не хочу чес слово!

Гигант с ношей на плече направился в ближайшую, широко распахнутую дверь.

— Идемте!.. — тихо шепнул профессор молодому человеку. — Нам здесь больше нечего делать.

Дунул ветер, занося серой, последождевой пылью человеческие следы на брусчатке… Потом, словно после раздумья, он дунул еще раз, уже вслед профессору и молодому человеку, как бы подгоняя их.

Где-то там, со стороны городских ворот, раздался тяжкий, тележный скрип и женский голос надрывно закричал: