Виктор Ремизов - Воля вольная

Путик огибал бугор, у его подножья тайга был гуще, стояла застывшая и беззвучная. Жебровский шел и радостно и осторожно. Лыжи необычно, казалось, что слишком громко шелестели прочным пластиком — только его звуки были в лесу! Временами он останавливался и смотрел вокруг, чувствуя все-таки внутреннее напряжение. Тишина давила и требовала внимания. Тайга учила его, призабытым за год звериным навыкам — слышать всегда и видеть все.

Соболиный след пересек наискосок просеку. Илья присел, потрогал, след был не застывший, не очень крупный, тянул в сторону стлаников. Он посмотрел ему вдогонку, завидуя местным охотникам, которые стреляли из-под собак. Сейчас пес улетел бы за зверьком. Но собак у него не было, а завести и держать у кого-то в поселке, чтобы использовать только в сезон, мужики не советовали.

За полчаса пока переваливал к речке, он насчитал шесть соболиных переходов, это подтверждало вчерашние Генкины предположения. Надо к стланикам побольше выставить, подумал Илья и увидел свой капкан. Он висел на очепе [18] Очеп — устройство вроде колодезного «журавля», поднимающее попавшегося в капкан соболя в воздух. — на выходе путика в речное русло.

Илья вышел на речку, она была хорошо укрыта снегом, снял лыжи, ружье повесил на листвяшку. Проверил, не сгнил ли очеп, раскопал ногой шалашик, и хотел было сунуть туда капкан, но передумал. В десяти метрах в русле реки лежал большой плоский камень, собольки почему-то регулярно его обследовали. Илья и в прошлом году думал там поставить, да руки не дошли. Он срезал потаск [19] Потаск — в данном случае полуметровый нетолстый стволик, к которому привязывается капкан. , снял капкан и пошел к камню. Прямо в середину поставил, заострил потаск с обеих сторон, косо воткнул в снег, а на верхний конец рябчиное крыло пристроил. Как раз над капканной тарелочкой [20] Тарелочка — часть капкана, при нажатии на которую капкан срабатывает. получалось. Вроде и неплохо, но как будто смешно вышло, и он подумал, хорошо, что никто из серьезных охотников его не видит.

Взял лыжи на плечо и пошел через речку. Вода шумела под снегом, ниже она вытекала из-под пупырчатого прозрачного льда и бежала открыто. Илья попрыгал, пробуя лед, и быстро пошел на другой берег, чувствуя, как под ним оживая, проседает. Сзади длинно, по всему руслу обломилось, сделалась большая полынья, вода струилась небыстро по разноцветным в лучах солнца камешкам.

Он влез в крутоватый берег, надел лыжи и стал подниматься тайгой. Это уже было редколесое подножье тех высоких гор, что виделись от зимовья, до открытых склонов оставалось с полкилометра. Илья останавливался, слушал тайгу и шел дальше. В нем по-прежнему жили два противоположных чувства: настороженности, ожидания чего-то опасного и радости от окружавшего его настоящего мира, от вековечных тишины и покоя тайги. Оба чувства были сильными и нервными — душа радовалась, как дитя, но была не на месте. Среди редкого леса стали возникать острова высоких кедровых стлаников. Илья обходил их стороной. Подъем становился все круче. Вскоре стало видно, как лес впереди переходит в сплошные непролазные заросли кедрового стланика. Выше уже шли травяные склоны горного массива.

На этих открытых южных п о катях всегда были хорошие переходы северного оленя. Особенно в начале сезона. Встречались и осторожные снежные бараны, которые жили тут постоянно. Прежний хозяин участка каждый год добывал одного-двух. В прошлом сезоне Илья видел их несколько раз в бинокль. Но всё были самки с молодняком, и он не стал охотиться.

На берегу замерзшего ручья, вытекающего из-под курумника, снял лыжи и воткнул в снег. Узкой каменной речкой, разрезавшей заросли стланика, начал подниматься.

Он побаивался этого места. Та прошлогодняя встреча нос к носу с медведем случилась в полукилометре отсюда. В этих же стланиках, левее, он тогда напрямую полез от избушки. И сейчас он шел, как говорил Генка — слегка «на измене», выбирая, куда поставить ногу и следил за зарослями. Ветви кедрового стланика были высоки, в полтора роста, шишки много. Темно-коричневые и некрупные, гроздьями торчали на вершинах длинных лап. Илья остановился, задрал голову на нависающие горные вершины, прислушался к их молчаливому миру. Тихо было, ветерок налетал порывами.

Перед выходом из стлаников пошел совсем аккуратно, щупая каждый шаг — какие-то камни только притворялись вросшими, но были живые и, отыгрывая, издавали гулкие звуки. Звери далеко их слышали. Стланиковые ветви по сторонам были сломаны, висели вниз головой. Это была медвежья столовая. Вскоре неприятный коридор кончился, открылся обзор вверх и в обе стороны, Илья присел на камень, переломил штуцер, вынул тяжелый медвежий патрон, в ствол заправил пулю для дальнего выстрела.