Виктор Ремизов - Воля вольная

— По тайге покататься, — вставил крепыш, — и еще икры обещали…

— Та-ак. Понятно. Одежда теплая есть?

— Есть! — Оба кивнули.

— Показывайте! — Семихватский затянул горло вещмешка.

Парни принесли два одинаковых красно-черных рюкзака. Сверху по-походному были привязаны спальники. Васька бегло глянул их шмотки:

— Нормально. Студенты, значит. Меня Василий зовут.

— Мы уже третий раз знакомимся, — хихикнул здоровяк, скосившись на товарища.

— Так, ты… — Семихватский ткнул пальцем в худого и спокойного, который помалкивал.

— Семен, товарищ капитан.

— Понял, пойдем, Сеня, снимем ящики… пожрать надо.

Семихватский залез на верх тягача, где в металлическом ограждении была увязана желто-синяя бочка соляры с надписью «Лукойл» и большой фанерный ящик. Поднял крышку:

— Та-ак, одежда, спальник, валенки… вам валенки не нужны? Свечки — целый воз, помолимся… сеть… ага, вот сухари, держи куль, та-ак… больше ничего. Жратвы нет.

Он еще раз все перетряхнул и встал наверху во весь рост, нахмурившись и уперев руки в бока. Темнело на глазах. Холодно становилось.

— Там в будке две большие рыбы, — задрал голову к Семихватскому крепыш. — И у нас еще две банки сгущенки и банка тушенки. Меня Андрюха зовут… — представился, приложив руку к козырьку. Улыбка у него была хорошая.

Семихватский слез с крыши, достал мешок с мороженой рыбой из-под сиденья. Это были два самца кеты, с брачными уже полосами. Обнюхал ее.

— Ничего, вроде, для собак, наверное, держал. Может, поймал где, по дороге…

Капитан отрубил половину рыбины и понес в зимовье. Обшарил свой полупустой баул, нашел еще банку тушенки. Вскрыл, вывалил на сковороду, добавил воды из чайника и наломал туда сухарей из кобяковского мешка, на раскаленную печку поставил. Возле, прямо на дровах, поджавшись, спал Сенькин. И сапоги и ватник сползли, голова пьяно запрокинута и едва не касалась горячего бока печки.

— Сенькин! — громко позвал Семихватский, — Сенькин, твою мать! Иди пожри!

Спящий только мотнул головой и снова засопел. Они поели и завалились спать. Парнишки на одни нары, Семихватский на другие. Когда ложились, проснулся Сенькин. Как будто не пил, только сонный. Присел аккуратно на край нар. Семихватский поднялся на локоть, молча показал на початую бутылку на столе, привернул лампу и снова было лег, но поднялся и налил себе и Сенькину. Выпил и, отвернувшись лицом к стенке, накрылся спальником. Сенькин прикурил от лампы, посидел, глядя на свою кружку, выпил и лег на дрова.

Не спалось капитану. От горячей еды и чая он стал приходить в себя, и если бы знал дорогу, поехал бы ночью. Он лежал, подложив широкую мясистую ладонь под колючую щеку. Муторно было. Тревога эта завелась от двухнедельного пьянства, но и кое-какие нерешенные вопросы были. Компания капитану не нравилась, и то, что уехал, не сказав Тихому, все-таки было неправильно. Да еще ОМОН этот… Он никак не мог вспомнить, почему Михалыч был против, чтобы Васька поехал за Кобяком. Что-то разбалансировалось в башке… Сегодняшнее утро все лезло — когда он забирал тягач из кобяковского двора. Капитан хмурился, шмыгал громко носом, он знал за собой грех пьяного геройства… Как в наказанье виделось строгое, спокойно ненавидящее лицо кобяковской Нины. Стояла, накинув ватник на плечи, и молча смотрела, как пьяный Васька суетится вокруг тягача. Ни слова не сказала. Чертова сука!

Кобяк тоже… тот вообще презирал его погоны и смотрел на Ваську, как на ссаного кота. У Васьки кровь закипала. Он ни минуты не сомневался, что один на один по-любому сделает мужиковатого Кобяка. Само решение ехать пришло ему этой пьяной ночью, когда, закрыв ресторан «Маяк» на спецобслуживание, он пил с икорными барыгами. Те уже знали про ОМОН, и разговор сам собой зашел про то, как будут брать Кобяка. Ничего не стал Васька говорить, не перед кем было метать бисер, прищурился только не без азарта, чувствуя уже, что поедет. Под утро, у себя в общаге, курил, развалясь в кресле, следил лениво, как Ольга, тряся голыми формами, подрезает закуску.

— Привезу Кобяка, — сказал неторопливо, будто шубу Ольге обещал.

Никогда не плясал под чужую дудку и теперь правильно сделал, что свалил. Приедут столичные раскачанные шкафы без мозгов, руки вразлет, кирпичи об лоб… Никогда они его не возьмут, хоть пять вертолетов пусть будет.

На участок решил заезжать короткой дорогой снизу и двигаться вверх от зимовья к зимовью. По поводу жратвы капитан не особенно переживал, в зимовьях у Кобяка наверняка были запасы. С такими мыслями и уснул.