Михаил Сегал - Молодость

Но они не подумали, что человек может просто упереться. Сейчас, когда прошло несколько дней, Лика понимала, что как-то глупо все складывается, что, может быть, не нужно было так поступать. Но еще глупее было эту глупость прекращать. Видимо, наступает такой момент, когда неважно: прав ты или нет, а важно просто идти до конца, и там, в конце, уже разобраться. Черт его знает: может, и прав.

Чьи-то руки рванули ее назад, пальцы с болью разжались, отпуская балконные перила. Она открыла глаза уже в комнате. Женя поставил ее на пол, а тетя Лиза схватила за плечи:

– Ты что это тут вытворяешь? Жить надоело? – и закрыла балконную дверь, громко щелкнув шпингалетом. – Не волнуйтесь, Анна Николаевна, она вам все принесет!

Чужие взрослые ушли, она разложила вещи обратно по ящикам. Потом полезла в Ликин рюкзак и вытащила оттуда ключи от квартиры. Лика кинулась к ней, вцепилась в связку, но тетя Лиза держала крепко и не отдала. Потом долго ехали в «микрорайон» – стоя, потому что не было мест. Лика не знала, когда сможет вернуться, и взяла с собой зачем-то подарок родителей – коробку с ленточкой.

Еще из-за двойных, бронированных дверей запахло картошкой с мясом. Дядя Андрей и Оля сидели на кухне. Оля сказала:

– Привет.

И Лика кивнула, потому что Оля, хоть уже почти девушка, но все равно еще не взрослая, и значит – ни в чем не виновата.

После школы ноги сами привели Лику в «Чиполлино». Она вчера и вытерпела до конца, потому что знала: придет в театр, малыши облепят ее, станет тепло, силы вернутся.

Кутаясь в бабушкину кофту, она прошла от здания пожарной охраны через детский парк к реке, потом – через мостик и спустилась в кафе. Привычного детского гомона не доносилось, никто не носился по коридору, вообще было как-то тихо.

Потом она услышала писклявый женский голос:

Лика тихонько выглянула из-за угла. Перед испуганными малышами высилась взрослая девушка с грудью и в парике клоуна. Это было глупо: стоять в клоунском костюме и заявлять, что ты – Чиполлино, потому что дети что видят, в то и верят. А как можно верить в очевидное вранье? Малыши сидели по струнке, положив руки на колени.

– Теперь, ребята, вместе, начали!

Лика знала, что дети боялись, когда их называли «ребята». Это сразу попахивало детским садом, взрослыми и воспитанием. Поэтому никогда так не делала.

– Я веселый Чиполлино! – слаженно завыли дети, и девушка завыла вместе с ними. Это тоже было неправильно, потому что надо либо самой петь, либо детям не мешать: их это только запутывает, они еще не научились и слушать, и петь одновременно. Лучше всего вообще – подсказывать начало каждой строчки.

– Там, где зреют апельсины…

Настолько не хотелось все это слышать, что стало слышно какой-то ветер на улице и приближающиеся по коридору шаги.

– … и лимоны, и маслины, фиги…

Эту песню вообще петь нельзя. Дети еще не знают, что фига – это фрукт, но зато точно знают, что фига – нехорошее слово. А еще – знают, что должны быть хорошими, им это сказали взрослые. И когда эти же взрослые, с грудью, заставляют петь неприличные слова, то становится стыдно, страшно и хочется к маме.

– Фи…и, – нерешительно пропели малыши, зажевав слово, сопротивляясь насилию над здравым смыслом.

– И так далее! – пропищала девушка.

Подошел администратор Андрей, положил руку на плечо.

– Короче, тебе сюда сказали не ходить. Ну начальство.

– А она кто? – спросила Лика.

– Она из института культуры.

Если бы Лика сделала только один шаг вперед и сказала одно только слово, дети повскакали бы с мест и кинулись к ней. Стало бы тепло хоть на секунду. Но тогда она полностью подорвала бы авторитет девушки, которая хоть и никудышный клоун, хоть и с грудью, но все же ни в чем не виновата. Лика сделала шаг назад в темноту, потом еще один, а потом, видимо, нужно было уходить. Глупо стоять и толпиться, если уже идешь куда-то.

И если вчера во время обыска, а потом вечером в квартире тети Лизы она держалась, то потому что знала: завтра будет «Чиполлино». А сейчас ничего такого впереди не было. Захотелось сесть на темной лестнице и посидеть немного, словно набрать воздуха. Она села и посидела, но ничего не изменилось. Вдруг открылась дверь, свет ударил в глаза.

– Я уже был там, – сказал Паша, – тебя искал. Ты не переживай, она в сто раз хуже тебя. Мы с Антошкой даже решили не ходить, правда, Антоха?