Лариса Кравченко - Земля за холмом

Неужели правда, из-за того только, что они тогда не голосовали, все сообща, получилась «фракция» — против первого секретаря — значит, против Комитета, значит — против Организации?! Страшное обвинение — раскол в рядах Организации!

Итак, Лёлька «проявила непринципиальность», когда ходила с Юркой по ночным улицам, потому что не могла оставить его в беде, потому что не верила, что он может быть виновен в чем-то… И дальше — когда они продолжали работать на разных концах одного стола, и она молчала с ним рядом, когда видела, что Юрке необходимо это — молчание по дороге домой из редакции.

Осень уже, первые заморозки, серый город, скользкие тротуары. Юрка идет в своей единственной на все сезоны кожанке, купленной на зарплату редакционную, и ведет за руль, как за рога, велосипед. И Лёлька идет рядом, спутник его неизменный, про которую он говорит: ты — мировой парень…

Не логично это, но Юрка все еще работает в редакции и тем воспитывает через печать старшее поколение, хотя как будто и не положено теперь ему — исключенному из Организации… Юрка пишет, Юрка делает свой дипломный проект, как-то повзрослевший сразу и сосредоточенный. А Лёлька не может писать больше своих возвышенных статей, словно что-то погасло в ней, словно рухнуло что-то.

Через год Юрку восстановят в ССМ, вернее, им разрешат вступить заново, всем исключенным. И Юрка подаст заявление, потому что немыслимо ему жить вне Организации. Но уже не будет — окрыляющей радости первого вступления, когда шли они втроем с Лёлькой и Сашкой по Большому проспекту, по влажному мартовскому снегу и пели «Каховку»… Только унизительное какое-то чувство, словно прощение после провинности. А Сашка не вступит больше — буду я кланяться! Да и не до этого им сейчас — дипломный проект поджимает. У Лёльки — узловая станция, у Юрки — мост.

— Юрка, помоги мне, — сказала Лёлька, — я совсем зашилась!

— Когда у тебя защита?

— Тридцатого.

Они стояли на углу Гоголевской и Церковной — Лёлька, нагруженная рулоном ватмана, и Юрка, облокотившийся на руль велосипеда. Они уже не работали в редакции — Лёлька ушла совсем, а Юрка — в отпуск до защиты диплома.

Шла дипломная весна пятьдесят второго года, вернее — лето. Начало июня, и совершенно ясно — с проектом Лёлька погибла. А Юрка? У Юрки защита осенью, и он, конечно, успеет.

— Юрка, помоги мне!

И Юрка, как истинный друг, пришел на помощь.

С утра пораньше они провели краткое производственное совещание и подсчитали свои наличные силы. Дело выглядело прямо катастрофически. Юрка только сказал: «Да-а!..» — и побежал в китайскую лавочку за тушью.

Китайская тушь — черные лакированные брусочки, и на них написано что-то золотыми иероглифами. Чтоб привести ее в чертежное состояние, нужно долго тереть брусочком по камню при постоянном добавлении жидкости. Существовало мнение, что лучшая тушь получается на хане. Юрка заодно купил у лавочника полчашки ханы. Мама заворчала, что провоняли всю квартиру, и захлопала форточками. Зато папа был в восторге: есть подозрение, что они с Юркой втихаря распили половину этой ханы на кухне. Во всяком случае, они очень весело и дружно принялись помогать Лёльке растирать тушь.

Папа опять был без работы и сидел дома. Дорогу, на которой он работал и строил свой Якешинский лесозавод, как раз передали по договору целиком Китаю и Порт-Артур с городом Дальним тоже. Русских стали постепенно заменять китайскими специалистами. Папа остался без работы, приехал в Харбин и от нечего делать помогал, вернее, мешал Лёльке делать проект.

А проект уже не помещался в Лёлькиной комнате. Чертежная доска выехала в столовую, бумажный потоп захлестывал буфет и подоконник. Лёлька ходила ошалевшая и лохматая — даже завивку сделать некогда. Лёлька хваталась за голову: она еще не начинала писать поясни^ тельную записку! А Юрка спокойно чертил и мурлыкал: «Затрубили трубачи тревогу».

Юрка чертил классно. Лёлькина схема станции, похожая в карандаше на паука, под Юркиным рейсфедером начинала обретать вполне технические черты. Итак, Юрка чертил, Лёлька металась.

— Сиди и работай, — ворчал Юрка. — Или я приколю тебя кнопкой к столу за галстук! (Дома Лёлька ходила в старой синей юбке и клетчатой ковбойке с галстуком.)

До защиты оставалось три недели, когда произошло крушение.

Лёлька свернула в трубочку график движения поездов и пошла к Ирине на консультацию. Не потому, что они особенно дружны, а просто Ирина жила близко — в Саманном городке, а все остальные девчата в Модягоу. А времени у Лёльки — в обрез. График был почти готом, и Юрка художественно обвел его красной и черной тушью.