Лариса Кравченко: Пейзаж с эвкалиптами

Итак, тишина плыла над Ботани-бэй. Они лежали рядом на зеленом склоне, две женщины, и молчали. То ли потому, что одна из них устала беспредельно на второй месяц путешествия, то ли потому, что все уже было сказано в эти дни свиданий-воспоминаний. А может быть, ни о чем главном для каждой они просто не могли говорить, потому что последнюю четверть века прожили на разных материках?

— Послушай, мы же опаздываем! Тебе еще нужно переодеться! И я должна накормить тебя! Я еще ничем тебя сегодня не кормила!

Ничего ей не нужно. Удивительно, все они здесь стараются, в первую очередь, накормить ее! Или ее Сибирь в их понимании нечто вроде «голодного края»?

— Лучше завези меня по пути искупаться в океане! Последний раз в Сиднее…

— Завезу, — говорит Вера. — Только у нас уже не купаются — вода двадцать градусов!

— Я купаюсь у себя, в Обском море, при одиннадцати…

— Ты сумасшедшая. Ты всегда была сумасшедшей, — говорит Вера, словно еще раз убеждаясь в ее неизменности. — Прощайся со своим капитаном Куком и поехали!

Машина стояла в тени деревьев, однако красные кожаные сиденья горячо нагрело солнцем, и пришлось застилать их полотенцем.

На выезде из парка они сфотографировались на прощанье у белой доски, подле большого декоративного якоря. Вера попросила привратника — сухонького старичка в фуражке и мундире, пропускавшего через шлагбаум и взимавшего плату за посещение мемориального места, сфотографировать их вместе, что он и сделал, с той смесью доброжелательства и угодливости, что замечала она здесь всюду у людей служебной подчиненности. Они встали на травянистый пригорок перед якорем, обнявшись. Ветер раздувал волосы и обвивал тело платьем свободного покроя. Так и вышли они на цветной фотографии — две современных женщины неопределенного возраста, только в лицах разность какая-то — ощутимая, — не понять, в чем именно?

Они ехали к океану по окружной дороге вдоль бухты. И шел с одного края, отгораживая их от воды, белый песчаный сыпучий вал, покрытый ветряными наносами, как в пустыне. Солнце отражалось в песках ослепительно. Двое парней, длинноволосых и полуголых, с досками для катания по волнам шли через пески, оставляя следы, словно лестницей в небо. Океан ровно гудел где-то рядом за барьером. Океан — вот что, пожалуй, самое здесь прекрасное! Только времени у нее на него не хватает!

Вера запарковала машину на площадке в тупичке выходящей к пляжу улицы. Пляж безграничен и пуст — белая пологая дуга, внутри которой двигалась, шипела и пенилась аквамаринового цвета стихия. Купальный сезон кончился, но флажки на шестах, ограждающие место купания, продолжали нести службу (не от акул, как думала она, наслышавшись вначале, а от коварства морских течений, оказывается).

Она скинула платье в машине и под Верины назидания побежала далеко вниз, к воде. Она уже знала, что нельзя так запросто войти в океан, как в ее родные российские моря — в любое безветрие волна выше ее ростом подходила к берегу и обрушивалась с высоты, и можно только улучить мгновение и окунуться в газированный раствор воды и песка, стремительно утягивающий в глубину. Она знала повадки океана, но даже это мгновенное погружение в живую, теплую, дышащую воду наполняло восторгом все существо.

Соленые капли на коже высушивал ветер, сообщая состояние легкости, как возвращение молодости. И вообще все это путешествие в чужую жизнь было странным и неожиданным возвратом к давно забытым вещам, присущим ее молодости. Между тем, что было тогда, и теперешним лежал целый пласт событий, равный эпохе, и она привыкла думать: то, что было тогда, ушло, растворилось во времени. Оказалось — оно существовало здесь, на совершенно постороннем берегу, сконцентрированное, видоизмененное внешне, но сохранившееся по своей сути. И оттого все эти педели она жила в состоянии нереальности, словно это не она говорит и двигается в ярком, не похожем на ее нормальное существование мире, а смотрит затянувшуюся киноленту.

Вера накрыла ей плечи махровым полотенцем, переодеться не дала: «Зачем? Все равно сейчас пойдешь дома под душ!» И так они ехали через весь город, минуя центр, по магистралям, где в одном с ними ритме шли разноцветной массой в четыре полосы машины, замирая у светофоров и устремляясь вновь, и нескончаемый этот поток движения уже не вызывал любопытства, как вначале, а только головокружение до дурноты. И они ехали через городские районы, по торговым улицам, лишенным какой-либо индивидуальности пестротой бесконечного «шоппинга» [1] «Шоппинг» (искажен, англ.) — лавка, магазин, здесь — торговый центр. настолько, что она почти не различала их. Главное, что занимало ее сейчас, — то, что едет она через весь людный город раздетой, и купальное полотенце на плечах не закрывало ее, а наоборот как бы обнажало, потому что это немыслимо для нас — оказаться на улице в таком «банном» виде! И она мучилась от стыда на перекрестках, когда в двух шагах от нее люди переходили на зеленый указатель «WALK», а Вера смеялась: