Леонид Могилёв - Пес и его поводырь

— Ты как думаешь, бес в ком сидит? — Обратился Пес к товарищу по несчастью, которое уже было неоспоримым.

— Он не сидит. Он подселяется и гадит понемногу. Как вирус.

Пес с оппонентом раскрыли рты от изумления.

— Ты, брат, не прост, — сказал Пес. — Ха! За это надо выпить.

— А паром?

— А парома, брат, сегодня больше нет. Вот Викентий пешком в Пантелеймон пойдет. А мы тут останемся.

— Почему?

— Угадай с трех раз.

— Так он тоже пил.

— С оглядкой. Дойдет, будет, как стекло. И ты будешь. А я не могу.

— И куда теперь?

— В Карею. А можно попроситься и здесь. Наверху номера, как в Париже. Тебе понравится. И спать. Чая. Горячего. Немножко русской водки.

— Откуда?

— У тебя в сумке еще одна есть. Я знаю.

— А…

— Молчать, — приказал Пес, — попрощайся с Викешей.

Они обнялись и троекратно прижались щеками. Викеша отбыл.

Номер, действительно, оказался приятным. Большой, чистый, как в Уранополисе. Или даже в Каргополе.

— Котопузов ловим? — зацепил Пес Сашу.

— А можно?

— Нужно. Где снасть?

— В сумке.

— Я не сомневался.

Тут и пакет с курицей из Кариеса пригодился. Пес баллон рицины купил, хлеба и неизбежных рыбных консервов. Ловили на мясо ракушки вначале с правого пирса, потом с левого. Окушки, бычары. С котопузом не вышло.

— Ты вот, брат Пес, знаешь все про здешние нравы и на службе стоял.

— Слушаю тебя, брат Болотников.

— Ты сам-то во все это веришь?

— А ты скажи, я на русского похож или прикидываюсь?

— Пьешь ты как-то, не по-русски…

— То есть?

— Без удали и надрыва. И без радости. Как механизм. То ли поляк, то ли чухонец.

— Это ты справедливо заметил. Долго я там пробавлялся на сладких ликерах. Испоганился. Однако, симптом…

— А какое отношение имеет алкоголизм к церкви?

— Что ты за церкву цепляешься? Я что, алкоголик?

— Ты бы на себя ночью посмотрел… и вообще, клюет у меня…

Пес несколько даже разволновался. Вечер, предполагавшийся таким чудным и естественным, приобрел какие-то обидные свойства.

— Скоро ты услышишь истинное церковное пение. Там и поймем, каков твой символ веры.

— И что за пение?

— Я этот вопрос глубоко изучил. Сейчас объясню популярно. Древнее пение находилось в согласии с божественной антропологией, Естественное, не надрывное звучание каждого гласного звука «опирается» на определенную часть резонатора, которым является внутренняя поверхность человеческой головы и горла. Поэтому в традиционном пении мелодия задавалась самим текстом. И каждая гласная фонема строго соответствовала определенной высоте звучания. Главным было Слово. Потом было почти утрачено Слово. С веками оно все более закрывалось звуковыми виньетками «композиций». Текст теперь часто просто не разобрать. Так даже «духовные» песнопения все более утрачивают свой сакральный смысл.

— Да. Это не рыбнадзор. Оттого ты и пьешь много.

— Отчего?

— Оттого, что много знаешь. Когда много знаешь, душа идет вразнос и в запой. Не надо этого. Браконьерь потихоньку и брагу соси.

— А у тебя лиходеи заберут последнее. Самолет забрали. Лодку. Жену. Дом и дочерей.

— Какие лиходеи? — насторожился Саша.

— Сам, знаешь… С вирусом…

Тем временем благословенная эта земля вплывала в волшебнейший из вечеров.

Настоящее пьянство подразумевает интенсивные процессы в организме, сопровождаемые выделением пота и фекалий. Передав скромный улов местным котам, худым, криволапым и нервным, странная эта пара отправилась в номер.

…Сколько раз, вот так стоял он под душем, смывая непотребство и не желая выходить из-под струй, которые принимали его, гладили, смывали мерзость бытия. Потом — хорошее мягкое полотенце и снова в мир. Можно полежать поверх одеяла на евротахте, подумать немного, послушать, как отскребывается от тщеты и еврогрязи Болотников. Греция — Европа. То, что съедено, переварено и выделено. Евро — грязь и евро — фекалии. В гостиничке еще кто-то, очень тихий и непонятный. В коридор не выходит, только шуршит обертками за дверью. То ли покупки разворачивает, то ли журналы мнет.

Пес совершенно потерял осторожность. Он впервые в жизни просто жил. Не ждал подвоха, надеялся на высший промысел…

… Мясо хозяин приготовил отвратительно. Зажарил по куску баранины, обсыпав большим количеством приправ, каких, сам не ведал. Забывать стал свое ремесло, забрасывая булки с сыром в печку СВЧ и разливая фрапе и эленико. Картошка фри и греческий салат не в счет. Узу принес сразу в литровой бутылке и пивка две бутылки открыл.