Леонид Могилёв - Пес и его поводырь

Сейчас на столе его комнаты лежали самые последние аналитические записки по республике. Фамилии и краткие, но вместе с тем убийственно точные характеристики политиков, банкиров, оппозиционеров, силовиков и так далее и так прочее. Состояние экономики и прогнозы политологов. В свое время он должен был побывать во всех столицах союзных республик, и не было причин, чтобы не сделать этого. В самом черном сне не предполагал тогда офицер советской разведки, что он объезжает объекты на будущих сопредельных территориях. Рига ему тогда не понравилась, и не нравилась никогда. Его больше влекло на Восток. Да и «зачеты» он сдавал в Киргизии. «Дипломную работу» — в Пакистане.

Планы крупных городов Латвии в двух вариантах — советские названия и нынешние. Здесь можно было не беспокоиться — никаких больших новостроек за истекшее время почти не случилось. Нагрянули старые хозяева, получили в управление недвижимость предков, выкинули на улицу жильцов, проживавших там, но управлять ничем не смогли, это уметь нужно — содержать здание: платить налоги, коммунальные платежи, страховку. Много домов на окраинах и поближе зияли мертвыми окнами. Так следовало из газет и заключения товарищей-консультантов из Госкомимущества.

По ночам, в перерывах между изучением оперативных документов, он читал переводные стихи латышских авторов. Это ему было и вовсе ни к чему, но, приступая к работе, он вкладывал в это слово смысл наиполнейший и добросовестнейший. По сей день где-то в закрытых ячейках памяти, на всякий случай, лежали тексты о других странах и людях, слова на экзотических языках и песни печальные и радостные. Печальных оказалось больше.

«Я белую рубаху почувствую спиной, когда застудит память, крутую плоть свою, и из осенней бани, ступая по жнивью, белейшие из женщин отправятся домой».

Таинственные белейшие женщины, о которых писал Август Страух, давно уже состарились.

В тысячный раз появлялся на экране некто — запись, оставшаяся в архиве. Рост — средний, фигура худощавая (была), лоб прямой, брови прямые, нос… Подбородок… Уши. Это очень важно. Уши у него не изменились. Уши овальные. Глаза — голубые. Волосы темные. Плечи, походка, родинки и индивидуальные приметы на лице отсутствуют. На груди, на уровне сердца, родинка имеется. А, главное, должен быть шрам на правом бедре. Последствия ранения в Брно. Там он работал в шестьдесят восьмом году, двадцатилетним. Знание языков — английский, немецкий, испанский. У Пса английский и два экзотических. У обоих первые разряды по игровым видам спорта и легкой атлетике, не считая других специфических навыков. Он стал для себя называть его Котом.

Семинар тот, где они пересеклись, состоялся пятнадцать лет назад. Вместе они были три дня. В памяти остались лицо, склонившееся над столом, тембр голоса, походка, рукопожатие. Коньяк Кот пил обыкновенно, как все, как большинство. Стопку залпом, следующую держал недолго во рту и проглатывал. Все это вспоминалось теперь отчетливей. Машина времени заработала. Он узнает Кота. Не узнает при внезапной встрече, с налета. А при общении за столом, даст Бог не однажды, узнает. А остальное — дело техники.

…Он встал под душ, после осмотрел себя в зеркале. Беда покинула его на время. Он годен для оперативной работы. Власть меняется, режимы приходят и уходят, интересы государства остаются. Нужно их блюсти и предателей карать жестоко и неумолимо.

Рутинное ознакомление с доступными для уровня предстоящей работы документами входило в обычный ликбез перед началом любой подобной операции. Знания эти могли понадобиться; а, скорей всего, они так и останутся в своих ячейках и «кладовочках». Он отнесся к этому «досугу», как и ко всему прочему — добросовестно.

В Пскове он должен был сесть в питерский поезд, переодеться в спортивный костюм, растянуться поверх одеяла. Две таможни. Проверка документов. Цель поездки — частная. Деньги в валюте — три тысячи долларов. В рублях триста рублей. В латах не имеется. Чай с лимоном.

Едва он ступил тогда на перрон: взглянул на тихое это небо, с легкими облаками вдали, на коробку вокзала с «карандашом» часов над ним — к нему пришло ощущение будущей неудачи. Так было уже однажды, когда напрочь была провалена операция в Греции. Он ушел невредимым чудом, оставляя подготовленное для работы пространство, бросая людей, но помочь им был не в силах. Неудачи случались и до этого, и после, но ощущение провала тогда пришло ниоткуда, без причин, совершенно так, как сейчас.