Всеволод Бенигсен - Закон Шруделя (сборник)

— Не дают, — согласился Шрудель, — потому и интересно. Все-таки жаль, что ты не хочешь напрягать свою память насчет грядущих событий.

— А ты все Нострадамусом заделаться мечтаешь?

— А хоть бы и Нострадамусом. Слушай, ну не будь ты таким жадиной. Поделись знаниями с ближним своим.

— Ладно, — вздохнул Гриша, — набросаю, если что вспомню.

Но, откровенно говоря, ничего конкретного вспомнить не мог. Разве что войну в Афганистане и смерть Брежнева.

Сырой октябрьской ночью Гриша неожиданно проснулся. На диване мирно храпел Шрудель. Гриша приподнялся и, скрипя всеми пружинами видавшей виды раскладушки, спустил ноги на пол.

— Ты чего? — испуганно вскочил Шрудель, глядя на Гришу, растерянно сидящего на краю раскладушки.

— Слушай, Вов, завтра какое число?

— Что? Бл-я-я… Вот ты меня напугал. Я уж думал, ты — лунатик. Я их до смерти боюсь.

— Ну, так как?

— Что? А-а… Число? 12-е вроде. А что?

— Я вспомнил.

— Что?! Событие?

Шрудель откинул одеяло и, протерев кулаком сонные глаза, схватил с тумбочки ручку и газету с кроссвордом, чтоб было на чем записать.

— Ты не понял. Я другое вспомнил.

— Ну?

— 12 октября. У меня у мамы день рождения.

— Ну, поздравляю, — разочарованно сказал Шрудель и отложил ручку.

— Опять не понял. На свое шестнадцатилетие она поехала в Москву. В смысле, приедет в Москву. В смысле, уже едет.

— Зачем?

— Не знаю. Но она мне как-то рассказывала о том, как она первый раз приехала в Москву из Минска. Она точно приехала в день своего рождения, в восемнадцать лет.

— И что говорила?

— Она приехала, а в этот день все время лил дождь, и она, смеясь, говорила, что даже не смогла толком погулять, была мокрая, как мышь. И вечером уехала обратно.

— И что? — спросил Шрудель и, не сдержавшись, зевнул во весь рот — он уже понял, что исторического события не будет.

— Ничего. Я хочу ее увидеть.

— Чтобы что?

— Чтобы увидеть. Хотя бы издалека. Я ведь собирался в Минск съездить, но то времени нет, то денег. А тут меня прямо как осенило.

— Ну, съезди, — вздохнул Шрудель. — Белорусский вокзал сам знаешь где.

Через несколько минут он снова храпел.

Но Гриша заснуть не мог. Сначала долго ворочался на скрипучей раскладушке, а затем плюнул и встал. Какое-то время задумчиво бродил по квартире в трусах и майке. Наконец оделся и вышел из квартиры, щелкнув дверным замком.

В 7 утра он уже был на Белорусском вокзале. На его счастье поездов из Минска в тот день было всего два. В 8 утра и в 12. Обратный же поезд был в 11 вечера.

Он сел на свободную лавочку в здании вокзала и раскрыл рукопись, которую ему посоветовал Шрудель. Он так и сказал: «Прочти на досуге. Автор молодой, перспективный». «Наверняка сам и написал, — подумал Гриша. — Маскируется». Произведение, а точнее повесть, называлось цитатой из Экклезиаста «И предал я сердце мое тому…». В нем рассказывалась история молодого парня, который отправляется на заработки на БАМ. Там он строит железную дорогу, влюбляется, обретает друзей и так далее. Основная интрига — это план, который бригада никак не может выполнить (а желательно и перевыполнить). Ничего примечательного, кроме одного — после десяти страниц убойного соцреалистического действа молодой герой-комсомолец неожиданно гибнет прямо посередине повести. Он теряет сознание после напряженного рабочего дня, когда его бригаде наконец удается выполнить чертов план. Проблема была в том, что падает он на шпалы неподалеку от железнодорожной станции. В этот момент к городку подъезжает товарный состав. Машинист состава не успевает затормозить, так как находится в хроническом недосыпе из-за нехватки железнодорожного персонала и насмерть давит несчастного передовика производства. После допроса в отделении милиции машинист вешается на шнуре переходящего Красного знамени. Мохнатая кисточка шнурка элегантной бахромой свисает у него с уха. В свою очередь, начальник отделения милиции, не выдержав мук совести и испугавшись ответственности, придя домой, стреляется из именного пистолета. Жена начальника милиции, оставшись с тремя детьми и не надеясь на помощь со стороны государства, травит своих детей стрихнином, а сама выбрасывается с десятого этажа своей однокомнатной квартиры. Тайно влюбленный в жену начальника милиции сосед-инженер вскрывает себе вены. У соседа остается сын от первого брака и больная старушка-мать. Мать, не дождавшись лекарств, умирает, а сын спивается от безотцовщины и попадает под проходящий поезд. На этот раз виновным оказывается друг повесившегося машиниста, тоже потомственный железнодорожник, который, правда, не вешается и не стреляется, а тихо-мирно идет под суд. Короче, в день похорон героя-комсомольца весь город, полный ненависти ко «всем этим бамовцам», стекается на кладбище и молотит передовиков производства почем зря, труп главного героя-комсомольца выбрасывают в болото. Для подавления бунта прилетают военные вертолеты и бомбят город. Вместе со всем содержимым, включая станцию, жилые дома, школу и железную дорогу. Ту самую, которую досрочно достроили бамовцы. Дорога разрушена. План снова не выполнен. Ура!