Назым Хикмет - Жизнь прекрасна, братец мой

Давай начнем нашу игру, хотя ведь мы больше не собирались играть? Сегодня — в последний раз. Он сел на табуретку, словно «Мыслитель» Родена, только что не голый. Он пытается поймать хоть одну из роящихся мыслей. Мысли в голове у человека роятся одна на другой, одна в другой, одна над другой, тонкие и грубые, длинные и короткие, иногда одни порождают других, иногда же в их толпу вторгается нечто, совершенно далекое, никак с ними не связанное, врывается, вторгается и затем, пустив корни, разрастается вширь. Стоит человеку поддаться этой игре, путь к безумию открыт. Одно из правил этой игры — произносить громко вслух те мысли, которые удалось поймать, удалось ухватить. Но ты можешь поймать далеко не все. Наши сны, которые, казалось, мы видим часами, в реальности длятся мгновение. Я где-то читал об этом или выдумал сам? Головная боль слабеет. Выть, как собака. Верно, человек теряет рассудок. Да вряд ли это дерьмо случится. Надо думать о чем-то другом. Думаю по порядку. О чем это я думаю? О том, что думаю по порядку. Думаю о том, что думаю. Думаю о мыслях, которые проносятся у меня в голове. И в голове не проносится ничего иного, кроме как мыслей о том, что проносится. Бумага в дверных щелях. Пистолет, куда Измаил кладет пистолет? Мустафу Субхи ведь в затылок из пистолета… Голова больше не болит. У Аннушки над левой грудью есть родинка. Фитиль лампы. Почему я не стал искать Юсуфа в Стамбуле? Нашел бы — так и что ж с того? С розовощеким Осман-беем мы столкнулись нос к носу на Бейоглу, он отвернулся и прошел мимо. Голова перестала болеть или еще болит? Рашид, наверное, умер в Сибири.

Ахмед встал, принялся читать роман, который вчера принес Измаил. Посмотрел на часы. До обеда еще десять минут. Обедает он ровно в четверть первого, минута в минуту.

— Моя мать приехала, Ахмед…

— Когда?

— В обеденный перерыв смотрю — она ждет у входа. Устроил ее в гостинице. Пришел сказать тебе, чтобы ты не волновался. Вернусь через два-три часа. Сказал ей, живу в общежитии. Ах, милая моя матушка, как бы я хотел вас познакомить. Это, конечно, невозможно, но если бы ты мог ее видеть!.. Моя матушка — как раз такая, какие бывают в романах, в чудесных историях… Ладно, потом еще расскажу. После работы я зашел к ней в гостиницу. Сказал: «Скоро приду».

— Ну, тогда не заставляй бедную женщину ждать.

— Я тебе ни разу не рассказывал о своей матери. Вообще-то я никогда никому не рассказываю о матери. И если в какую-нибудь бабу втрескаюсь, тоже никому не рассказываю.

— В мой огород камешек?

— Да нет, братец мой, у каждого свои недостатки.

— Ну все, кончай трепаться да ступай.

— Матушка у меня такая, какие бывают только в книжках. Никогда не считалась с собой, работала прачкой, штопала солдатам белье, лишь бы я закончил ремесленное училище.

Ахмед не стал спрашивать: «А кем был твой отец? Почему тебя растила только мать? Что случилось с отцом?»

— Не заставляй ее ждать…

— Ухожу, ухожу. Ты бы только видел ее: крохотная, щупленькая…

Ахмед не стал спрашивать: «Откуда она приехала? Чем она сейчас занимается, с кем живет?»

— Она пробудет здесь три-четыре дня. Ты не жди меня, ложись.

— Топай давай!

Измаил сделал то, чего никогда не делал. Он бросился Ахмеду на шею. Они обнялись. Измаил ушел. Ахмед погасил лампу и приоткрыл дверь. Он видит звезды.

Ахмед только сейчас заметил, что он вот уже несколько месяцев ни разу не вспоминал мать. Ему стало грустно. Мать моя прачкой ради меня не стала, не изматывала себя. Но разве я люблю свою мать так, как Измаил? А мать ведь у меня красивая.

— Аннушка, все женщины со стороны моей матери — одна красивее другой.

— Ты, видно, пошел в отца.

— Верно… Сейчас, дай-ка посчитать, матери должно быть около сорока.

Мы греемся на солнце на скамейке у памятника Пушкину на Страстной площади. Воскресный день.

— Как зовут твою маму?

— Гюзиде.

— Гьюзиде?

— Не Гьюзиде, а Гюзиде. У вас всех это «ю» никак не получается.

— А ты «ц» не можешь выговорить!

— Моя мать пишет стихи по-французски.

— Любовные стихи?

— С какой стати?.. Она же замужем. Взрослая женщина.

— Ну и что?

— Как это — ну и что? Кому она должна писать любовные стихи — отцу?

— Почему это отцу?

— А тогда кому?.. Мать любит играть Бетховена на фортепиано. А отец разбирается только в турецкой музыке. Как-то раз в интернате я заболел. Отправили меня в лазарет. Пришла мать. Подняла вуаль. А в комнате были доктор и учитель истории. Я ей говорю: закрой лицо. Я с детства жутко ревновал мать.