Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

— Я был уверен, что комодский дракон убил поссумов, — услышал он собственный голос.

— Должно быть, они притворились мертвыми. Сейчас они как огурчики, — пояснил Освин Филдинг.

Он снял очки и принялся протирать их синим носовым платком:

— Главный страж спрашивал, не забыли ли вы запереть животных, однако я сказал ему, что человек, который столько лет ухаживает за черепахой, просто не способен проявить подобную беспечность.

Бальтазар Джонс смотрел в стол.

— Есть соображения насчет того, кто мог открыть клетки? — продолжал конюший, снова надевая очки на нос. — Я ни на минуту не допускаю, что они могли сбежать сами.

Бифитер откинулся на стуле.

— У меня есть подозреваемый, — сказал он.

— Не хотите ли назвать имя? — спросил конюший.

— У меня нет доказательств.

— Что ж, проведем тщательное расследование, чтобы выявить злоумышленника, — проговорил конюший, переворачивая страницу. — По крайней мере, все беглецы благополучно вернулись на свои места.

Бифитер тут же подумал о флюгере Белой башни и поднес ко рту чашку.

— Итак, — продолжал Освин Филдинг. — Теперь о причине, по которой я позвал вас сегодня. Премьер-министр Гайаны только что подарил королеве несколько гигантских выдр, что, должен признать, весьма огорчительно.

Бальтазар Джонс уставился на придворного.

— Но у нас нет вольеров, подходящих для гигантских выдр, — запротестовал он.

— Им никто не рад, уверяю вас. Нам пока придется просто посадить их в вольер, предназначавшийся для пингвинов. Смотрите за ними как следует. Это опасные животные, как и комодский дракон. Как он, кстати?

— Прекрасно. Немного потолстел, а так все нормально.

Конюший опустил взгляд на свою папку:

— Пока он не съест какого-нибудь ребенка, беспокоиться не о чем.

Бифитер смотрел в окно, соображая, когда он в последний раз видел собаку главного стража.

— Да! Вот еще о чем я хотел упомянуть, — сказал Освин Филдинг.

Бальтазар Джонс принялся вертеть подставку под пиво.

— Сегодня утром в шведских газетах появилась заметка о жирафах, подаренных якобы королем Швеции, — продолжал конюший. — И чего я никак не могу понять, в пресс-центре уверяют, будто эту информацию дали им вы.

Бифитер поглядел в сторону.

— Так получилось, что я тогда как раз стоял со шведской брюквой, — пробормотал бифитер.

— С… Со шведкой? С кем именно? — спросил конюший.

— Нет, не со шведкой. Не с женщиной, а с корнеплодом.

Посыльный из дворца сощурился, глядя на Бальтазара Джонса.

— Неужели вы не могли назвать какую-нибудь африканскую страну? — спросил он. — Нам уже звонили от шведского короля. Я им объяснил, что в пресс-центре перепутали телефонные линии, так что на вашем месте я бы пока не попадался на глаза тамошним служащим. Они не очень вами довольны.

Придворный закрыл папку и со вздохом откинулся на спинку стула.

— Как миссис Джонс? — спросил он.

Ответа не последовало.

— Все еще не вернулась?

Бальтазар Джонс посмотрел в окно.

— Нет, — ответил он в итоге.

— Жаль. Моя жена тоже так и не вернулась.

Когда мужчины ушли, Руби Дор убрала со стола пустые чашки и смела остатки изорванного коврика под пиво. Она поклялась себе лечь пораньше, потому что накануне легла далеко за полночь, пока не разыскала последнюю декоративную крысу. Руби Дор уже почти отчаялась, успев поискать ее даже в мусорном баке рядом с кафе «Тауэр», когда прибежал преподобный Септимус Дрю и сказал, что две крысы только что прошмыгнули возле Музея фузилёров. Прошло больше часа, прежде чем они загнали крыс в двери церкви Святого Петра-в-оковах, которую кто-то из бифитеров забыл закрыть в общей суматохе. Грызуны тут же метнулись под орган, а преследователи в отчаянии сели на переднюю скамью. Когда вредители снова возникли перед ними и беззастенчиво вонзили зубы в белоснежную ткань на алтаре, капеллан отправился за самым неодолимым искушением — за арахисовым маслом.

Как только крысы благополучно оказались в своих клетках в Колодезной башне, Руби Дор пригласила святого отца в «Джин и дыбу», заперев двери, чтобы бифитеры даже не надеялись на пиво. Она вернулась из подвала с бутылкой выдержанного шампанского, которое приберегала для особого случая, который все не наступал. Пока она разливала вино по бокалам, преподобный Септимус Дрю поглядел на канарейку, спавшую на жердочке, и сказал, как ему жаль, что квартал Кэнэри-Уорф [16]  Буквально «канареечный причал» — деловой район в восточной части Лондона, построенный на месте доков. назван вовсе не в честь нашествия маленьких желтых птичек, как можно было бы подумать, а в честь испанских островов, с которых суда привозили фрукты. Протягивая ему бокал, хозяйка таверны поняла, что это и есть тот самый особый случай, который наконец наступил.