Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

— Но почему слон умер? — спросил Милон, вцепившись в край пододеяльника со стегозавром.

— Животные тоже умирают, сынок, — ответил Бальтазар Джонс. — Иначе на небесах у нашей бабушки не было бы никаких зверей, ты же понимаешь.

Милон поглядел на отца.

— А Миссис Кук тоже отправится на небеса? — спросил он.

— Когда-нибудь, — ответил бифитер.

Последовало молчание.

— Папа?

— Что, Милон?

— А я тоже отправлюсь на небеса?

— Да, сынок, но это будет еще очень не скоро.

— И вы с мамой будете там?

— Да, — ответил он, гладя мальчика по голове. — Мы будем там, будем тебя ждать.

— Значит, я буду не один? — спросил сын.

— Конечно, сынок. Не один.

Заварив имбирный чай, преподобный Септимус Дрю поднялся, держа в руках свой скорбный чайничек на одну чашку, выше на два пролета вытертой ногами деревянной лестницы в свой кабинет, другой рукой придерживая подол изгрызенной крысами рясы, чтобы не споткнуться. Единственным более-менее уютным местом в комнате было старое кожаное кресло с подушкой из разноцветных лоскутов, сшитой в подарок святому отцу одной из сестер. Рядом с креслом стояла настольная лампа, выписанная по почте, которая шла к нему несколько месяцев, потому что на почте заказ на его адрес сочли глупым розыгрышем. Над каминной полкой висело изображение Девы Марии, явно католического происхождения, но написанное до того мастерски, что его отец не смог устоять и купил для своей юной жены в медовый месяц. Чувствуя, как от окон с узорчатыми переплетами несет сквозняком, святой отец с сожалением поглядел на камин, который было запрещено топить после того, как из него выскочил уголек и прожег старинный ковер. Все решили, что капеллан был глубоко погружен в молитву, если не почувствовал зловонного дыма, в котором слышались запахи тысяч грязных ног. Но правда заключалась в том, что он в тот момент находился в мастерской, где пытался воссоздать миниатюрную копию Великой армады на колесиках, с действующими моделями пушек.

Святой отец снял рясу и пасторский воротник, ибо считал свое облачение неуместным для подобных занятий, и повесил на крючок на двери. Сердце его пело в предвкушении грядущей работы, когда он сел на стул перед простым письменным столом и вынул из ящика блокнот. Снимая колпачок с авторучки, с которой не расставался и со школьных времен носил на боку, будто рыцарь меч, он перечел последнее предложение, на котором остановился в прошлый раз, и продолжил описывать сосок, подобный розовому бутону.

Хотя воображение всегда входило в число многих достоинств святого отца, раньше он и помыслить не мог, что станет одним из самых популярных в Британии авторов эротической прозы. Когда он лишь начинал осваивать сочинительское искусство, вдохновленный эффектом, какой оказывали на его мать книги Джорджа Праудфута, он решил, что если ему и суждено добиться успеха, то только на основном литературном рынке. Завершив первый роман, капеллан отправил его ведущим издателям, молясь про себя с надеждой. И через одиннадцать месяцев, когда ответ так и не пришел, он понял, что его творение никого не заинтересовало. Однако к тому времени он уже написал второй роман. Уверенный, что его не воспринимают всерьез из-за обратного адреса на пакете, он арендовал на городской почте абонентский ящик и отослал новое сочинение, чувствуя, как сжимается сердце. Письмо с недвусмысленным отказом его лишь подбодрило, и он приступил к новой работе с той же благоговейной молитвой.

Капеллан уже собирался разослать экземпляры своего восемнадцатого по счету сочинения, когда получил сразу несколько писем и, ощупав их, понял, что там лежат не стандартные открытки с напечатанным отказом. Святой отец так разволновался, что целую неделю не осмеливался открыть конверты, и они лежали на каминной полке, окруженные нимбом, сияющим ярче, чем у Девы Марии. Однако, когда он наконец вспорол конвертам животы ножом из слоновой кости, вместо ожидаемого предложения о контракте обнаружил письма, в которых его убедительно просили воздержаться от дальнейшей рассылки манускриптов.

Преподобный Септимус Дрю на целую неделю забросил сочинительство. Но уже скоро его безгрешные пальцы снова потянулись к перу, а поскольку все прочие жанры были уже испробованы, святой отец погрузился в мускусные испарения эротики. Его целомудренность сыграла ему на руку, поскольку никакой личный опыт не сдерживал воображение — для святого отца все было возможно. Взяв псевдоним Вивьен Вентресс, чтобы проскользнуть под натянутой для него колючей проволокой, он отправил свое первое творение, «Запретный плод бакалейщика», по запретному адресу, но без молитвы. Когда он наведался к своему абонентскому ящику, от нескольких издателей успело прийти по три письма, в которых мисс Вентресс уговаривали подписать контракт на шесть будущих книг. Все издатели узрели уникальность в ее сочинении: игривые недоговоренности, оставляющие простор для воображения читателя; морализаторский тон, который придавал ее работам звучание, до сих пор не слышное в этом жанре; и ее неколебимая вера в существование истинной любви — тема, которую вообще не затрагивали ее современники. Септимус Дрю прикинулся величайшей скромницей в мире, сбрызнув свои ответные письма, в которых по очереди отказал всем, самыми соблазнительными духами. Тактика принесла победу, потому что ставки немедленно возросли. Капеллан принял самое выгодное предложение, настояв, чтобы в контракт внесли пункт о том, что в каждом его романе добро непременно будет торжествовать над злом. Чек на огромный аванс он хранил под медным распятием на каминной полке в своем кабинете. И когда начали поступать средства от продаж, денег оказалось столько, что святой отец основал приют для отставных ночных бабочек, израненных любовью, которая является в столь многих личинах.