Джулия Стюарт - Тауэр, зоопарк и черепаха

Наконец-то смирившись с тем, что женщина, которая снится ему каждую ночь, не придет, преподобный Септимус Дрю встал и пошел через церковь к двери. Там, за порогом, ветер немедленно причесал его по-своему, и он отправился домой, сверкая снеговиками на носках, которые проглядывали между подолом рясы и ботинками. Он пошарил в кармане, отыскивая ключ от своей светло-синей двери, которую начал запирать с того раза, когда вернулся домой и обнаружил у себя в гостиной двух испанских туристов — они сидели на его диване и ели его бутерброды. Заперев за собой дверь, он прошел в кухню, где до сих пор пахло пряником, испеченным по рецепту его матушки, и поставил на огонь свой печальный чайничек на одну чашку.

Бальтазар Джонс, который всю дорогу, стоило таксисту затормозить, боялся смять свой плоеный воротник о спинку сиденья, наконец прибыл к воротам Букингемского дворца. Полицейский провел его через боковую дверь внутрь, после чего сдал с рук на руки безмолвному лакею в ливрее, у которого даже начищенные башмаки с пряжками не произвели ни звука, пока они шли по коридору, застеленному синим ковром. Вдоль стен коридора стояли позолоченные столики с мраморными столешницами, где красовались пышные композиции всех оттенков розового, которые составила утром, хлюпая носом, придворная флористка, чей муж только что попросил развода. Однако пролитые ею слезы были слезами не горя, а радости, потому что за время супружества она так и не смирилась с тем, что ее муж каждое утро уходил на работу в юбке (хотя называл ее иначе), клетчатых гольфах и без нижнего белья. После трех полных разочарования лет совместной жизни с королевским волынщиком она, подобно королеве, пришла к выводу, что терпеть не может волынку. По традиции, учрежденной королевой Викторией в разгар ее увлечения Шотландией, волынка играла под королевским окном каждое утро, кроме выходных. Этот кошмар начинался в самое нелепое время, в девять часов утра, и продолжался добрую четверть часа, к вящему неудовольствию Елизаветы Второй. Не было никакой возможности укрыться от этих звуков и в других резиденциях, ни в Виндзорском дворце, ни в Холирудском, ни в замке Балморал, куда волынщик переезжал следом за королевой, поддерживая отвратительную традицию с неукоснительной точностью.

Безмолвный ливрейный лакей открыл дверь в кабинет Освина Филдинга и указал на зеленый стул, предлагая Бальтазару Джонсу подождать. Когда дверь за ним беззвучно закрылась, бифитер сел и снял с левого колена в красном чулке пушинку, которую умудрился не заметить, облачаясь в униформу. Он поднял голову, рассматривая комнату. На голубых стенах висело несколько гравюр с видами Букингемского дворца, вставленных в тонкие золотые рамки, которые были частью собственной коллекции королевского конюшего. Когда он склонился над фотографиями в рамках, расставленными на огромном письменном столе, по груди под красной униформой скатилась капля пота. Бифитер взял ближайшую серебристую рамку, из которой на него поглядел Освин Филдинг, с трудом узнаваемый из-за копны волос, в туристском снаряжении и в обнимку с блондинкой в бейсбольной кепке. Он рассмотрел ноги конюшего и немедленно решил, что они гораздо хуже, чем у него, несмотря на то что он, Бальтазар Джонс, уже немолод.

Внезапно дверь открылась, и в комнату вошел, внося с собой подобающий джентльмену запах, конюший.

— Должен сказать, вы выглядите просто великолепно, — объявил придворный, расстегивая пуговицу на неброском пиджаке. — К несчастью, ее величество задержали дела, боюсь, нам придется беседовать вдвоем. Но уверен, что лишний раз прогуляться в красном костюме всегда приятно!

Бифитер медленно снял с головы черный тюдоровский боннет и молча положил на колено.

— Что нам обоим точно не повредит, так это чашка чая, — заявил придворный, усаживаясь за свой стол. Позвонив в колокольчик, он откинулся на спинку стула. — Должно быть, интересно жить в Тауэре, — продолжал он. — Когда мои дети были помладше, они все время спрашивали, почему нам нельзя туда переехать. А у вас есть дети? Из вашей личной биографии мне известно только то, что у вас есть черепаха.

Последовала пауза.

Бифитер перевел взгляд на стол.

— Сын, — ответил он.

— Он живет с вами или, может быть, вступил в армию, как его отец?

— Нет, он больше не с нами, — ответил Бальтазар Джонс, глядя в ковер.

Молчание было нарушено приходом ливрейного лакея с серебряным подносом. Опустив поднос на письменный стол конюшего, лакей налил две чашки чаю через серебряное ситечко и снова беззвучно вышел. Освин Филдинг предложил бифитеру тарелку с песочным печеньем. Бальтазар Джонс отказался, уж очень странное на вид было это печенье.