Уилл Селф - Этот сладкий запах психоза. Доктор Мукти и другие истории

Ричард вовсе не думал о новом фильме Чико Франкини «Расхититель могил», не обращал внимания на разговоры о грядущем фестивале этнической музыки под эгидой компании «Шелл Ойл»; не проникался интересом ни к выставке Кандинского в галерее Бэнксайда, ни к оригинальной трактовке дягилевской «Весны священной», поставленной театральной компанией Корнеля в театре «Сэддлер Уэллс». Волны культурных событий вяло шлепали по грязной, замусоренной береговой полосе Ричардова сознания; а у самого горизонта покачивался на волнах и медленно шел ко дну пробитый танкер. Всю глубину своего несчастья Ричард познал на заре, когда увидел, как из пробоины в корпусе танкера исторгается густая струя пива, вина и водки, а из трубы валит черный наркотический смог.

Этот день должен был стать днем преодоления — ну, или попыток такового. А вовсе не днем, когда Ричард вынужден был бесстрашно пересмотреть свои морально-этические принципы и обдумать их недостатки. Он почти физически чувствовал, как ощупывает языком язвы на прикушенных щеках; как пытается не обращать внимания на то, что его собственные пальцы окружены толстыми и неповоротливыми пальцами призрака. Как ближе к ланчу оценивает ущерб, так сказать, изнутри, взирая на свои испражнения.

Офис редакции журнала «Рандеву» для страдающих похмельем был сущим адом. Под нефотогеничным, безжалостным светом ламп дневного света его открытое пространство вызывало ощущения куда хуже, чем просто «средней паршивости», когда плитки облицовки пола и потолка сталкивались и бились друг о друга, раздавливая и сплющивая все, что должно было разделять их. Вдобавок там имелись свободно стоящие перегородки из какого-то строительного материала, высотой по грудь, обитые тканью с грубым ворсом противного серо-желтого, как овсянка, цвета. Журналисты, редакторы, сотрудники типографии, секретари, дизайнеры и курьеры, населявшие этот чахлый лабиринт, спешили по нему, неся в руках какие-то бумаги, время от времени возвышались над перегородкой, чтобы крикнуть кому-нибудь из коллег, что копия вот-вот будет готова; в довершение всего, в офисе который день прокладывали кабель.

Возле кулера с водой и на лестничной площадке у туалетов кучковались сотрудники «Рандеву» — покурить сигареты «Силк Кат» и обсудить крупицы того, чем завтра будут заняты умы прочих лондонцев. Они на полном серьезе обсуждали открытие тематических ресторанов и угасание моды на экспериментальные постановки оперных спектаклей — точно это были события вселенского масштаба, призванные ознаменовать новую эпоху. Даже в хороший день Ричарду от них становилось тошно.

Вершиной этой эфемерной пирамиды, водруженной надменными жрецами, было утреннее заседание редколлегии. Как замредактора отдела, дважды в неделю Ричард был обязан на них присутствовать. Именно на таких заседаниях хоть что-то действительно делалось — когда на редколлегиях присутствовали редакторы отделов, они лишь создавали видимость деятельности. Но, в конце концов, думал Ричард, — в чем состоит его работа? В том, чтобы уменьшить важность и без того неважного события? Инвентаризировать культуру? Ну напишет он сто пятьдесят слов о каком-либо романе, какой-то пьесе или альбоме какого-нибудь исполнителя, ну приладит в уголке фотографию размером с почтовую марку; и частенько — по его собственному нескромному мнению — посетует, что сам он обошелся бы с темой значительно лучше, чем тот, о ком он пишет.

В это утро собрание было еще ужасней, чем обычно. Главред, в чьих разглагольствованиях в равных долях присутствовали разговор по делу и манипулирование людьми, на сей раз занимался тем, что всячески унижал редактора отдела премьер, психически неуравновешенного типа со стремительно развивающейся героиновой зависимостью. Еще до завтрака прольется если не кровь, так слеза, мрачно подумал Ричард; тут принесли записку.

Ее записку. Которая разнесла в щепки дурацкие перегородки и вдребезги разбила стеклянные стены кабинета главного редактора (он заказал их, посмотрев фильм «Вся президентская рать» [9] Фильм Алана Пакулы 1976 года. ). Ее записка впустила в помещение пахнущий кокосом бриз и трели гавайской гитары. Густая струя алкоголя была смыта очистительной пеной желания. Дрогнула и рассеялась темная пелена ядовитого наркотического дыма. Ричард не мог оторвать взгляд от листка бумаги с клейким краем; его взору неожиданно открылось будущее — точно полоска девственной земли на горизонте. Будущее, в котором Урсула Бентли звонила ему в офис. Нирвана.