Из соседней комнаты до него доносилось то, что стало причиной его изгнания — буханье чемоданов и чехлов с одеждой, вынимаемой из шкафов и гардеробов, резкий шелест шелковых платьев и блузкок, постукивание друг о друга коробок с румянами, укладываемых в косметички. Шарлота — вторая по счету миссис Баснер — собиралась в очередное «маленькое путешествие». Баснер мучился душевной болью — жениться повторно было непростительной ошибкой. Он не мог отменить детей, нажитых с Шарли, но если бы с помощью какой-то смены парадигмы было бы возможно удалить ее из своей жизни, вероятно, он бы так и сделал. Слишком поздно к нему пришло осознание того, в чем он теперь находил подтверждение своим Эдиповым пережиткам: ему хватило ума предположить, что, связавшись с женщиной на двадцать лет моложе, он даст собственной жизни второе дыхание. Шарли была такой красивой и оживленной, когда Зак встретил ее на той конференции в Финляндии (которая называлась «Безграничные потери и ограниченные поражения», если память ему не изменяет). Оживленная и заботливая, как казалось с виду. Баснеру было почти шестьдесят, и он уже устал от работы, супружеских ссор и бесконечных эндшпилей в воспитании молодых. Шарли предложила ему свой торс — вкупе с неохватными плечами.
Как он мог проглядеть, что все это закончится таким вот образом? Как такое произошло с ним, уже приближающимся к семидесяти, усталым и больным, обреченным на метания по карликовой кушетке, поскольку его изменница-жена собралась слетать к своему любовнику-итальянцу? О да, у нее все еще хватает стыда выдавать это за деловую поездку и называть Массимо просто знакомым психиатром, с которым она работает над каким-то исследованием. Но для какого такого исследования требуется весь этот постоянно растущий гардероб? Разве что для сравнительного анализа воздействия белья «Ля Перла» на двух мужчин-психиатров разного возраста — когда один из них вдвое старше другого.
Баснер напрягся и немного повернулся. Немудрено, что лежать неудобно, мысленно проворчал он, с такими-то рогами. И это размышление в очередной раз вернуло его к собственной самонадеянности и безрассудству, плоды которых он теперь пожинает. Играть в espontaneo от психиатрии — в моем-то возрасте и с моим-то опытом! Приступить к осмотру нового пациента, должным образом не вникнув в записи — да просто даже не заглянув туда! Нет, в этом виноват только он сам, и больше никто.
Шарли влетела в комнату, ее пышные формы были втиснуты в дорогое платье и отдавали пьянящим ароматом быстро распространяющейся амбры. Вся покрыта китовыми кишками, усмехнулся про себя Зак, и эта мысль немного разогнала боль от радостной измены супруги.
— Вот график, Зак. — Она пошелестела листком бумаги. — Анна поднимет детей и соберет их в школу. Тебе нужно только подстраховать ее днем пару часов, когда их привезут обратно. Ты справишься с этим, правда же?
— Ну… да… но… — пролепетал он.
— Ну же, Зак, это ведь твои дети!
— Я понимаю, но разве ты не видишь, в каком я состоянии, Шарли, я едва могу говорить из-за чертовой челюсти.
— И кто в этом виноват? — огрызнулась она. — Тебе в твоем возрасте вообще не следовало бы заниматься больными, тем более в одиночку пытаться вылечить нескольких пациентов, да еще без необходимой подготовки.
— Но это моя профессия, Шарли, — то, чем я занимаюсь!
— В данный момент, Зак, ты занимаешься детьми, пока я в отъезде. Два часа днем и по ночам — небольшое одолжение, мне кажется. — Она так быстро запечатлела поцелуй на его потном лбу, словно муха приземлилась на секунду и тут же унеслась в раскрытую дверь.
Он слышал, как она вприпрыжку сбегает по лестнице, стучит каблуками в холле и открывает тяжелую входную дверь. Ожидавший внизу таксист был послан наверх и, как водится, нарисовался в комнате для переодевания; багаж Шарли располагался вокруг похожего на созревший в неурочное время года фрукт, толстого кожаного чемодана самого Зака. «Хрршо, старичок», — пробормотал таксист, добавляя свой «набор мачо» — запах сигарет и старой машины — к еще не выветрившемуся парфюму Шарли. Но Зак Баснер не ответил, он повернулся лицом к стене и, вздохнув, отгородил глухим заслоном от этого хамства свои большие, покрытые пушком уши.
Неделя присмотра за детьми в его состоянии! В его возрасте! Об этом нечего было и думать. Не то чтобы он не любил Алекса и Крессиду, но их шум, возня и неприятие правил, которые он пытался установить, жутко утомляли его. Заставляя близнецов съесть ужин, или ограничивая их время у телевизора, или отдергивая руку одного ребенка, схватившего за волосы другого, он пытался вспомнить, каким был опыт общения с его первыми детьми, как он с ними справлялся. Конечно, в то время отношения не отличались такой строгостью. Когда мальчики были совсем маленькими, вся семья жила неподалеку от пациентов «Дома идей» Зака в Уиллесдене. В те непростые времена жильцов не называли «пациентами», только «клиентами», эвфемизм, который Зак открыто презирал. И лечили их не так, каким бы буйным и необузданным ни было их поведение. Все они варились в одном котле — пациенты, врачи, взрослые и дети. Существовали обычные домашние задания: практика заказов молока, наблюдение за подготовкой уроков, азы подтирания задов, но Зак не мог припомнить, как это все осуществлялось.
Читать дальше