Макс фон дер Грюн - Лавина

— Ваш отец, — грубо прервал жену Гебхардт, — доведет завод до ручки. Вот о чем речь, а мне никто не хочет верить. Он впустит политику с черного хода, а сам заделается диктатором, для меня это ясно как божий день. Какая это будет политика, я тоже слишком хорошо знаю. Он протянет заводчанам бутерброд, но позволит его только лизнуть.

— Вы ведь и сами этому не верите, — возразила Матильда. — Лучше расскажите, каким образом покойница попала в гараж… Видите ли, я была близка с Хайнрихом Бёмером четыре года, и вы знали об этом с самого начала. За два года до смерти он лишил вас своего доверия. Во всяком случае, отобрал свои частные дела. И я была не только его забавой, коль скоро вы так считали, в моем распоряжении остались его записки. В них, например, упоминается, что если он умрет насильственной смертью, то его наследники прежде всего должны заняться человеком по фамилии Гебхардт, который в течение многих лет плетет за его спиной интриги в пользу Вагенфура с целью продажи завода и при посредничестве господина Цирера.

— Расскажи наконец обо всем, иначе это сделаю я, — не вытерпела госпожа Гебхардт. — Прошу тебя, ничего не скрывай. Можешь спокойно это сделать, ведь ты не виновен.

Поначалу запинаясь, потом все живее и уверенней Гебхардт рассказывал:

— Когда госпожа Бёмер без сознания лежала на полу, мы от ужаса будто окаменели, даже господин Вагенфур. Мы так растерялись, что не знали, как быть. Через несколько минут господин Вагенфур опомнился, подошел к телефону и набрал какой-то номер. Говорил он с кем-то очень решительно, а когда положил трубку, сказал нам: «Никакой паники, придется подождать около часу. Прошу набраться терпения». Потом он сел в углу и стал курить одну сигарету за другой. Я смежил веки, потому что не мог больше смотреть на покойницу, а спустя некоторое время встал на колени и закрыл ей глаза… Через час с небольшим подъехала машина. В дом вошли трое мужчин, которых я никогда прежде не видел. Двое молодых парней с носилками и толстяк, стриженный ежиком. Вагенфур поздоровался с ним кивком головы, показал на госпожу Бёмер и сказал: «При ней сумочка, на улице стоит ее машина, зеленый „мерседес“. Надеюсь на вас!» Стриженый взял сумку, парни вынесли госпожу Бёмер из дома. Вот и все.

— А потом, — добавила госпожа Гебхардт, — господин Вагенфур объяснил моему мужу, что в Дюссельдорфе есть фирма доверительных услуг…

— Спасибо, это мы знаем, — сказала Матильда. — Фирма доверительных услуг устранила и Хайнриха Бёмера.

— Об этом я узнал чисто случайно, — сказал Гебхардт. — Вагенфур назвал как-то эту фирму фирмой по вывозке «отбросов». Это он сказал в шутку.

— И это у нас, у нас! — воскликнула госпожа Гебхардт и закрыла лицо руками.

— Фирма по своему усмотрению…

— Ликвидирует «отбросы», — добавила Матильда с редким самообладанием, — я понимаю, что заказчик никоим образом не влияет на способ ликвидации. Он платит деньги и избавляется от «отбросов».

— Примерно так, — сказал Гебхардт.

— Если бы господину Вагенфуру удалось купить бёмеровский завод, — сказала Матильда, — то вы бы стали директором. Правильно?

— Откуда вы это знаете?

— Вы же сами это подтвердили.

— Мой муж, видимо, всю жизнь мечтал стать директором завода, — сказала госпожа Гебхардт. — Но ведь нам этого совершенно не надо. У нас полностью выплаченный дом, а обе наши дочери удачно вышли замуж. Мой муж мог бы досрочно выйти на пенсию. Мне трудно его понять.

— Я его, наверное, понимаю, — сказала Матильда. — Если человек сорок лет подряд подчинялся, то у него появляется соблазн хоть раз сказать что-то самому. И ваш муж не мог пережить, что Хайнрих Бёмер назначил своим преемником моего отца. Отсюда и письмо персоналу.

— Я и теперь считаю несчастьем то, что ваш отец руководит заводом, — ответил Гебхардт. — И еще большим несчастьем, что каждая туалетная уборщица стала совладелицей завода. Я достаточно хорошо знаю рабочих, чтобы понять, что в один прекрасный день они перегрызутся, а потом загубят и всю фирму. Я это знаю, я сорок лет проработал здесь и имел дело с этим сбродом. А поскольку ваш отец убежден в своем политическом призвании и одержим идеей социальных преобразований, как, впрочем, и господин Бёмер, то все пойдет вкривь и вкось, обязательно пойдет вкривь и вкось — в противном случае ваш отец должен править так, как правил бог-отец. Но тот делал это по традиции, у вашего же отца нет традиций, только одно мировоззрение.